Он снова упал на подушку, тупо соображая,
кто звонил по их незарегистрированному телефонному номеру в такой поздний
час. Он слышал, как Беверли сказала "алло", и затем отключился. Он отбил
сегодня шесть мячей в ходе игры в бейсбол, волосы у него были всклокочены.
Затем голос Беверли, резкий и возбужденный: - "Чтооооо?" - врезался в
ухо как сосулька, и он открыл глаза. Он попытался сесть, и телефонный шнур
врезался ему в шею.
- Сними с меня эту дерьмовую штуку, - сказал он, и она быстро встала и
обошла вокруг кровати, держа телефонный провод согнутыми пальцами. Волосы у
нее были огненнокрасные и лились естественными волнами по ночной рубашке
почти до талии.
Волосы шлюхи. Ее глаза не пересекались с его лицом, и Тому Рогану не
нравилось, что он не может прочесть ее душевное состояние. Он сел. У него
началась головная боль. Черт, она, может быть, была и перед тем, но когда ты
заснул, ты этого не знаешь.
Он пошел в ванную, мочился там, похоже, часа три и затем решил, как
только встанет, пойти в другой бар похмелиться.
Проходя через спальню к лестнице, в белых боксерских шортах,
развевающихся, как паруса под его большим животом, а руки были как бы
натяжками парусов (он больше походил на громилу из дока, чем на президента и
генерального управляющего "Беверли Фэшинз"), Том глянул через плечо и грубо
крикнул: - Если звонит эта подстилка Лесли, скажи ей, пусть катится ко всем
чертям и даст нам спать.
Беверли быстро посмотрела на него, покачала головой - это не Лесли, и
затем снова сосредоточилась на телефоне. Том почувствовал, как мышцы на его
шее напряглись. Это выглядело, как поражение. Поражение от Миледи. Херовой
леди. Похоже было на что-то серьезное. Возможно, Беверли нужен краткий курс,
чтобы напомнить, кто здесь старший. Возможно. Иногда она в нем нуждалась. И
начинала понимать, где ее место.
Он сошел вниз через холл на кухню, рассеянноавтоматически вытаскивая из
задницы шорты, и открыл холодильник. Там не нашлось ничего более
алкогольного, чем синяя посудина с остатками "Томанова". Все пиво выпито.
Даже фляжка, которую он прятал поглубже, тоже, выпита. Его глаза прошлись по
бутылкам с крепкими напитками на стеклянной полке над кухонным баром, и он
на мгновение представил себе, как наливает "Бим" на кубик льда. Затем он
опять подошел к лестнице, посмотрел на циферблат старинных часов с
маятником, висящих там, и увидел, что уже за полночь. Это не улучшило его
настроения, которое никогда, даже в лучшие времена, не было хорошим.
Он медленно поднимался по лестнице, сознавая, ясно сознавая, как тяжело
работает сердце. Кабум, катуд. Кабум, катуд. Он нервничал, когда чувствовал,
что сердце бьется не только в груди, но и в ушах и запястьях. Иногда, когда
такое случалось, он представлял себе, что сердце - вовсе не сжимающийся и
разжимающийся орган, а огромный диск в левой части груди со стрелкой
медленно и зловеще приближающейся к красной зоне. Ему не нравилась вся эта
чертовня, ему не нужна была эта чертовня. Что ему нужно было-так это хороший
ночной сон.
Но эта тупая идиотка, на которой он был женат, все еще висела на
телефоне.
- Я понимаю, Майкл... да... да, я... да, я знаю... но...
Продолжительная пауза.
- Билл Денбро? - воскликнула она, и снова ледяная сосулька пронзила его
ухо.
Он стоял за дверью спальни, пока к нему не вернулось нормальное
дыхание. Теперь оно было катуд, катуд, катуд: сердцебиение прекратилось. Он
быстро вообразил себе, яте стрелка медленно отступает от красного поля, и
затем отбросил это видение. Он был мужиком, да, настоящим мужиком, а не
печью с плохим термостатом. Он был в хорошей форме. Он был железный. И если
ей снова надо будет напомнить об этом, он рад будет ее проучить.
Он собрался было войти, затем передумал и постоял еще минуту, слушая,
но не особенно вникая в то, с кем она говорит, и что говорит, только слушая
интонацию ее голоса. И то, что он чувствовал, было старое, знакомое, тупое
бешенство.
Он встретил ее в чикагском баре для холостяков четыре года назад.
Разговор был очень легкий, потому что оба они служили в "Стэндард Брэндз
Билдинг", и у них были общие знакомые. Том работал у "Кинг и Лэндри,
ПабликРелейшнз", за сорок два доллара. Беверли Марш - так ее звали тогда -
была помощником дизайнера в "Делиа Фэшнз", за двенадцать долларов. "Делиа"
обслуживала вкусы молодежи - рубашки, блузы, шали и слаксы "Делиа" в больших
количествах продавались в магазинах, которые Делиа Калсман называла
"магазинами для молодежи", а Том - "магазинами для наркоманов". Том Роган
сходу узнал две вещи о Беверли Марш: она была желанна и она была ранима.
Менее, чем через месяц он узнал и третью: она была талантлива. Очень
талантлива. В ее небрежных набросках платьев и блуз он видел денежный станок
с редчайшими возможностями.
С "магазинами для наркоманов" надо покончить, думал он тогда, но до
времени не стал говорить об этом. Покончить с плохим освещением, с самыми
низкими ценами, мерзейшими выставками гденибудь в глубине магазина между
наркопринадлежностями и рубашками рокгрупп. Оставь все это говно для плохих
времен.
Он узнал о ней многое еще до того, как она поняла, что он всерьез
интересуется ею, и этого он как раз и хотел. Он всю жизнь искал подобную
женщину, и рванул к ней со скоростью льва, изготовившегося к прыжку на
медленно бегущую антилопу. Не то чтобы ее ранимость выступала на поверхность
- вы видели перед собой шикарную женщину, изящную, и при этом очень
аппетитную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62