Тэбби временно снимала комнату напротив
больницы и каждое утро приносила мне яйца под майонезом и чай. Еда шла мне
только на пользу. Когда я вернулся в 1997 году со своего путешествия на
мотоцикле по австралийской пустыне, я весил 108 килограмм. В день, когда
меня выписали из Мэнской центральной клиники, мой вес был не много не мало
82 килограмма.
После трехнедельного пребывания в больнице я 5-го июля вернулся в наш
дом в Бангоре. Я ежедневно выполнял свою реабилитационную программу,
состоявшую из растягиваний, наклонов и ходьбы на костылях. Я очень старался
быть мужественным и уверенным в успешном исходе дела. 4-го августа мне надо
было ложиться на очередную операцию в Мэнской клинике. Введя мне в руку
канюлю, врач-анестезиолог сказал: "О'кей, Стивен, сейчас вы почувствуете
себя так, как будто вы выпили несколько коктейлей". Я хотел сказать ему, что
это здорово, потому что я вот уже одиннадцать лет как не пью коктейлей и
вообще не употребляю никакого алкоголя, но прежде чем я сумел двинуть
языком, я уже лежал в забытьи. Когда я проснулся, шанцевых штырей в моей
ноге уже не было. Я снова мог сгибать колено. Доктор Браун оценил мое
выздоровление как "соответствующее обстоятельствам" и отпустил меня домой
тренироваться дальше (кто когда-нибудь уже занимался лечебной гимнастикой,
тот знает, что это ничто иное как прописанная пытка). Но в процессе всего
этого произошло еще кое-что. 24-го июля, спустя пять недель после
столкновения с "доджем" Брайана Смита, я снова начал писать.
Фактически работу над своей книгой "О писательском ремесле" я начал в
ноябре или декабре 1997 года, однако несмотря на то, что для чернового
варианта книги мне обычно требуется не более трех месяцев, эта еще и через
полтора года была готова только наполовину. Так получилось потому, что в
феврале или марте 1998 года я отложил ее -- я не знал, как мне писать ее
дальше и вообще, стоит ли это делать. Писать романы мне, по сути дела,
доставляло столько же удовольствия, сколько и раньше, но каждое слово
автобиографической книги было для меня настоящей мукой. После
"Противостояния" "О писательском ремесле" была первой книгой, которую я
отложил в сторону, не закончив ее, и она действительно оказалась в "долгом"
ящике.
В июне 1999 года я решился все-таки закончить проклятую книгу о
писательстве в течении лета, а потом пусть там Сюзан Молдоу и Нэн Грэм в
издательстве "Скрибнер" решают, получилась она или нет, думал я.
Подготовленный к самому худшему, я перечитал рукопись и установил, что она
мне по-своему нравится. К тому же конец пути мне теперь виделся отчетливо.
Изложение истории своей жизни, где я пытаюсь раскрыть перед читателем
некоторые ситуации и обстоятельства, благодаря которым я стал тем писателем,
коим являюсь сегодня, я уже закончил; "технические" вопросы моего творчества
тоже были освещены достаточно, по крайней мере те, которые казались мне
наиболее важными. Не хватало только главной части о самом "писательском
ремесле", в которой я хотел по возможности ответить на все вопросы,
задаваемые мне на семинарах и лекциях, а также на вопросы, которых я всегда
очень жду, -- о языке.
В блаженном неведении того, что мне менее чем через сорок восемь часов
предстоит маленькая встреча с Брайаном Смитом (не забудем и ротвейлера
Буллета), я вечером 17-го июня сел за наш стол в столовой и перечислил на
бумаге все вопросы и пункты, которые хотел затронуть в своей книге. На
следующий день я написал первые четыре страницы центральной главы "О
писательском ремесле". И в этой стадии рукопись находилась в конце июля,
когда я решил снова взяться за нее... или по крайней мере попытаться сделать
это.
Мне не хотелось опять приниматься за работу. У меня сильно болела нога,
я не мог согнуть правое колено и был прикован к передвижной опоре. Мне было
почти невозможно представить себе, как я смогу более или менее длительное
время просидеть за письменным столом, пусть даже в кресле-каталке. Сломанное
бедро примерно через сорок минут превращало сидение в пытку; часа через
полтора у меня вообще пропадала охота ко всему. К тому же сама книга
угнетала меня больше, чем когда-либо: как должен был я описывать диалоги,
действующих лиц и свои поиски литературного агента, когда жизненно важным
вопросом для меня было, сколько там времени у меня остается до следующей
дозы перкоцета.
Но все же одновременно с тем у меня было чувство, что я достиг точки, у
которой у меня не оставалось больше выбора. Я уже часто находился в
пренеприятных ситуациях, с которыми мне удавалось справиться, прибегнув к
писательству, по крайней мере работа помогала мне на некоторое время забыть
проблемы. Я надеялся, что так будет и на сей раз. Ввиду моих нестерпимых
болей и непригодности к какой-либо физической активности эта надежда могла
показаться смехотворной, однако где-то в задней части моей головы неустанно
и упрямо шептал тот голос: "пора, опять пора". Мне не обязательно
повиноваться этому голосу, но мне трудно ему не верить.
В конце концов тем человеком, который вынес приговор, оказалась Тэбби,
как это уже нередко бывало в решающие моменты моей жизни. Я люблю говорить
себе, что то же самое я время от времени делаю и для нее, поскольку считаю,
что в браке, помимо всего прочего, важную роль играет готовность отдачи
своего решающего голоса тогда, когда твой партнер просто не может решиться
на тот или иной шаг.
1 2 3 4 5 6