Он говорит, что в небе нет обочины, куда можно свернуть, если сломается
двигатель.
На следующий день в большинстве своем отбыли и Арлены. Солнце жарило
немилосердно, плывя по затянутому белой дымкой небу. Они стояли перед нашим
домом - теперь уже моим домом, - когда к тротуару подкатили три такси. Все
долго прощались со мной и друг с другом.
Френк задержался еще на день. Мы набрали за домом большой букет -
настоящие цветы, какие любила Джо, а не те, что выращивают в теплицах (их
запах ассоциируется со смертью и органной музыкой), - и сунули их в две
большие банки из-под кофе, которые я отыскал в кладовой. Потом мы пошли на
кладбище и положили цветы на могилу. Постояли под палящим солнцем.
- Я всегда в ней души не чаял. - Голос Френка дрогнул. - Мы и в
молодости заботились о Джо. И Джо никто не докучал, уверяю тебя. Если кто-то
из парней пытался, мы быстро вправляли ему мозги.
- Джо рассказывала мне всякие истории.
- Хорошие?
- Да, очень хорошие.
- Мне будет так недоставать ее.
- Мне тоже. Френк... - Я запнулся. - Послушай... Я знаю, что из всех
братьев ты был ее любимчиком. Она не звонила тебе, чтобы сказать, что не
пришли месячные или что по утрам ее мутит? Можешь мне сказать. Я злиться не
стану.
- Но она не звонила. Клянусь Господом! Ее мутило по утрам?
- Я не замечал.
Так оно и было. Я ничего не замечал. Разумеется, я писал книгу, а в
такие периоды я впадаю в транс. Но она прекрасно знала, когда я в трансе, а
когда - нет. И легко могла вернуть меня в реальный мир, если б захотела. Так
почему не возвращала? Почему держала в секрете хорошие новости? Хотела
убедиться, что ошибки нет, а потом сказать? Вроде бы логично.., но очень уж
не похоже на Джо.
- Мальчик или девочка? - спросил Френк.
- Девочка. Мы даже выбрали имена для наших первенцев. Мальчика бы
назвали Эндрю. Девочку - Киа. Киа Джейн.

***

Френк, который развелся шесть лет тому назад и теперь жил один,
остановился у меня.
- Я тревожусь из-за тебя. Майки, - признался он мне, когда мы ехали
домой. - У тебя слишком мало родственников, которые могли бы поддержать тебя
в такие минуты, а те, что есть, живут далеко.
- Я выкарабкаюсь. Он кивнул:
- Мы все так говорим, не так ли?
- Мы?
- Мужчины. "Я выкарабкаюсь". А если нет, то постараюсь, чтобы никто об
этом не узнал. - Он смотрел на меня, по щекам все катились слезы, в большой
загорелой руке он держал носовой платок. - Если ты почувствуешь, что
выкарабкаться не удается. Майки, и тебе не захочется звонить брату, а я
видел, как ты на него смотрел, позволь мне стать твоим братом. Если не ради
себя, то ради Джо.
- Хорошо. - Я с благодарностью принял его предложение, хотя и знал, что
никогда им не воспользуюсь. Я не обращаюсь к людям за помощью. Не потому,
что меня так воспитали, во всяком случае, мне кажется, что причина не в
воспитании. Просто такой уж у меня характер. Джоанна как-то заметила, что
случись мне тонуть в озере Темный След, где у нас летний коттедж, я бы молча
пошел ко дну в пятидесяти футах от пляжа, но не стал бы звать на помощь. И
дело не в том, что мне чужды любовь и добрые чувства. Я могу отдавать и то,
и другое, могу и получать. И боль я ощущаю, как все. Мне, как и любому
другому, нужна ласка. Но я не могу ответить "нет", если кто-то спрашивает
меня:
"Ты в порядке?" Я не могу попросить о помощи.
Пару часов спустя Френк отбыл в южную часть штата. Когда он открыл
дверцу автомобиля, у меня на мгновение улучшилось настроение: я увидел, что
он слушает кассету с моей книгой. Он обнял меня, а потом удивил, поцеловав в
губы.
- Если появится желание поговорить, звони. Если захочешь побыть с
близким человеком, сразу же приезжай.
Я кивнул.
- И будь осторожен.
Вот этого я не понял. От жары и горя у меня возникло ощущение, что в
последние дни я даже и не живу, и все происходящее со мной - сон, но эта
фраза меня проняла.
- А чего мне, собственно, опасаться?
- Не знаю, - ответил он. - Не знаю. Майки. Он сел за руль, такой
огромный мужик втиснулся в такой крохотный автомобильчик, и отбыл. Солнце
как раз покатилось к горизонту. Вы знаете, как выглядит солнце в конце
жаркого августовского дня, оранжевое и какое-то сплющенное, словно невидимая
рука придавливает его сверху, и оно вот-вот лопнет, как опившийся кровью
комар, расплескав содержимое своего желудка по всему горизонту. На востоке,
где небо уже потемнело, погромыхивал гром. Но дождь в ту ночь так и не
пошел, лишь темнота окутала город, как толстое, жаркое одеяло. Тем не менее
я включил компьютер и поработал с час. Насколько мне помнится, писалось
хорошо. А если даже и нет, вы не хуже меня знаете, что работа позволяет
коротать время.

***

Второй приступ слез случился у меня через три или четыре дня после
похорон. Ощущение, что я по-прежнему сплю, не проходило. Я ходил,
разговаривал, отвечал на телефонные звонки, работал над книгой, которую к
моменту смерти Джо закончил процентов на восемьдесят, но мне постоянно
казалось, что происходит все это не со мной, что я - это не я, а настоящий
"я" наблюдает за всем со стороны, послав вместо себя двойника.
Дениз Бридлав, мать Пита, предложила в один из дней на следующей недели
привести двух своих подруг и прибраться в большом доме, в котором я теперь
жил один - одинокая горошина, позабытая в банке. Она сказала, что
генеральная уборка обойдется мне в сотню долларов на троих, и добавила, что
без этого никак нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30