- Эрни... - начал я, не зная, что сказать дальше. Пожар разгорелся на
пустом месте, и это сбило меня с толку. - Эрни, ты все еще не в духе. Они
оплатят твои курсы...
- Конечно, оплатят, - перебил Эрни и холодно улыбнулся. При бледном
свете зари он выглядел одновременно и старше, и намного моложе.., вроде
циничного ребенка, если такое возможно. - Они в силах оплатить и полное
обучение, и университет, если захотят. Закон им этого не запрещает. Но ни
один закон не заставит меня идти туда, куда они считают нужным.
Я был поражен. Как сумел этот рохля так быстро и, главное, так
неузнаваемо измениться? И как Майкл и Регина могли согласиться с его
планами? Представить такое было очень трудно.
- Так, значит, они.., сдались? - Пора было идти на стройплощадку, но я
не мог не задать этого вопроса.
- Не совсем так. Насчет машины мы договорились, что я найду для нее
место в гараже и не буду пытаться ее зарегистрировать без их согласия.
- И ты думаешь, что тебе это удастся? Он снова улыбнулся -
заговорщически и в то же время зловеще. Точно так же мог бы усмехнуться
бульдозерист, опуская ковш своего "Д-9 Кат" на какой-нибудь особенно
неподатливый пень.
- Удастся, - ответил он. - Можешь мне поверить.
И знаете что? Я ему поверил.

4/ ЭРНИ ЖЕНИТСЯ

В ту пятницу мы могли вечером подзаработать на сверхурочной работе, но
отказались от нее. Получив в конторе наши чеки, мы поехали в питсбургское
отделение сбережений и займов и вскоре пересчитывали наличные. Почти все
свои деньги я внес на срочный вклад, часть положил на чековый счет (отчего
почувствовал себя до отвращения взрослым), а двадцать долларов оставил в
бумажнике.
Эрни обратил в наличные весь свой заработок.
- Вот, - произнес он, протягивая десятидолларовую бумажку.
- Нет, - ответил я, - оставь их при себе, приятель. У тебя теперь
каждый цент будет на счету, пока ты не разделаешься со своей консервной
банкой.
- Возьми, - сказал он. - Я плачу свои долги, Дэннис.
- Оставь. Правда, оставь.
- Возьми. - Он настойчиво протягивал деньги. Я взял, но заставил его
один доллар взять обратно. Он даже этого не хотел делать.
Пока мы ехали к дому Лебэя, Эрни нервничал, включал радио на полную
громкость, барабанил пальцами то по колену, то по приборной доске - словом,
вел себя, как будущий молодой отец, ожидающий, что его жена вот-вот родит
ребенка. Наконец я догадался: он боялся, что Лебэй продал машину кому-нибудь
другому.
- Эрни, - сказал я, - успокойся. Она будет на месте.
- Я спокоен, - ответил он и принужденно улыбнулся. Цветение на его лице
в тот день было ужасней, чем когда-либо, и я представил себе (не в первый и
не в последний раз), что почувствовал бы, если бы очутился на месте Эрни
Каннингейма - в его ежеминутно и ежесекундно сочащейся, нарывающей коже...
- Слушай, не потей! Ты ведешь себя так, точно собираешься налить
лимонаду в штаны.
- Не собираюсь, - сказал он, продолжая барабанить пальцами по приборной
доске.
Наступил вечер пятницы, и по радио передавали "Музыкальный
рок-уик-энд". Когда я оглядываюсь на тот год, то мне кажется, что он
измеряется прогрессиями рок-н-ролла.., и все возраставшим чувством страха.
- А почему именно эта машина, - спросил я. - Почему именно она?
Он долго смотрел на Либертивилл-авеню, а потом резким движением
выключил радио.
- Не знаю, - наконец произнес он. - Может быть, потому, что с того
времени, как у меня появились эти отвратительные прыщи, я впервые увидел
что-то еще более уродливое, чем я сам. Ты хотел, чтобы я это сказал?
- Эй, Эрни, брось дурить, - сказал я. - Это я, Дэннис. Ты еще помнишь
меня?
- Помню, - проговорил он. - И мы все еще друзья, да?
- Конечно. Но какое это имеет отношение...
- А это значит, что мы должны по крайней мере не лгать друг другу.
Поэтому я и сказал тебе, и, может быть, это не совсем чепуха. Я знаю, что
безобразен. Я плохо схожусь с людьми. Я.., чуждаюсь их. Я бы хотел быть
другим, но ничего не могу поделать с собой. Понимаешь?
Я нехотя кивнул. Как он сказал, мы были друзьями, а это значило - не
лезть в дерьмо друг перед другом.
Он тоже кивнул - точно чему-то очевидному для него.
- Другие люди, - осторожно добавил он, - например, ты, Дэннис, не
всегда могут это понять. Если ты не безобразен, то по-другому смотришь на
мир. Знаешь, как трудно сохранять чувство юмора, если все вокруг смеются над
тобой? Тогда у тебя кровь закипает в жилах. От этого можно сойти с ума.
- Ну это я могу понять. Но...
- Нет, - спокойно сказал он. - Ты не можешь понять этого. Ты можешь
думать, что понимаешь, но понять - не можешь. Тебе это недоступно. Но я тебе
нравлюсь, Дэннис...
- Я люблю тебя, Эрни, - перебил я его. - И ты это знаешь.
- Может быть, любишь, - произнес он. - И если так, то это потому, что у
меня есть кое-что под этим глупым лицом...
- У тебя не глупое лицо, Эрни, - сказал я. - Может быть, не очень
чистое, но не глупое.
- Да иди ты... - проворчал он, а потом добавил:
- Во всяком случае, эта машина - что-то вроде меня. У нее тоже что-то
есть внутри. Что-то лучшее, чем снаружи. Я вижу это, вот и все.
- Видишь?
- Да, Дэннис, - тихо проговорил он. - Я вижу. Я свернул на Мэйн-стрит.
Мы уже подъезжали к дому Лебэя. И внезапно мне в голову пришла одна довольно
мрачная мыслишка. А что если, предположил я, отец Эрни подговорил одного из
своих друзей или студентов, чтобы тот мигом сбегал к Лебэю и купил машину
раньше, чем это успеет сделать его сын?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21