Я их тут как-то просматривал, когда Энни была еще в больнице.Он порылся в ящике и достал целый конверт. Фотографии начали передавать из рук в руки, сопровождая каждую воспоминаниями и взрывами смеха. Когда они, наконец, дошли до Энни, она взглянула на свое изображение и на других на фото так, как будто видела группу давних, полузабытых знакомых.Потом Энни отдала фотографии Мартину, а сама пошла опять на кухню, там она зажгла свечи, посмотрела на их отражение в черном стекле окна, выходящего в сад. Маленькие овальные язычки огня покачнулись, задрожали, а потом загорелись ярким и чистым пламенем.– Все готово, – прошу к столу, – позвала она гостей. Они вошли все вместе и стали рассаживаться за столом, подшучивая и споря друг с другом. Энни украсила рыбное заливное крохотными, похожими на перышки побегами кервеля, и стала передавать тарелки с заливным по кругу навстречу восторженным возгласам:– Энни, ты восхитительна!– Вы только посмотрите на это! В особенности ты, Гейл, дорогая моя!Мартин обошел вокруг стола подливая всем еще шампанское, а Энни села напротив него во главе всей компании. Баранина еще находилась в духовке, розовея изнутри в ожидании, пока подрумянится тесто.Все, что происходило за столом, весь ход вечеринки был под бдительным контролем хозяйки, но сквозь шумевшее в голове шампанское Энни сосредоточенно пыталась уловить причину какой-то смутной тревоги, навивавшейся в душе. Что-то совсем неуловимое… Возможно, не нужна была сегодня вся эта демонстрация ее кулинарного искусства, а, может, тревожно от того, что она всем и себе в том числе пыталась доказать, что ничего особенного не произошло и все по-старому, в то время как случилось слишком много всего, и прошлое уже не вернуть, как не старайся. Пожалуй, случись ей подавать сегодня сухие бисквиты – это, по крайней мере, было бы честнее.– Неужели я им всем лгу? – внезапно с отчаянием подумала Энни. Справа от нее Дэвид – его сын был другом Томаса – взял бутылку и наполнил ее бокал, потом поднял свой и провозгласил:– За тебя, милая Энни! И за новые встречи!– За новые встречи! – эхом отозвалась Энни и выпила.Вокруг нее продолжалось веселье. Спустя некоторое время она почувствовала, что вино помогло – все трудные вопросы куда-то отступили, ушли на дно сознания. Энни подала запеченную баранину и снова села в свое кресло, глядя на лица друзей.При свете свечей комната выглядела чуть таинственно и была наполнена ароматами вкусной еды и дорогих духов и хорошего вина. На одной из женщин были длинные блестящие серьги, и, когда она наклонялась через стол, рассказывая какую-то историю, серьги в ее ушах качались, разбрасывая по всей комнате яркие, цветные лучики. Наконец, рассказчица добралась до самой сути своей забавной истории, и раздался взрыв хохота, Энни тоже рассмеялась от всей души.– Наша Энни сегодня совсем не похожа на себя. Она какая-то особенная, – произнес Дэвид в ответ на чью-то реплику и тепло сжал ее ладонь.Энни обвела взглядом стол и сидящих за ним гостей, подумала о том, какие рядом с ней приятные и остроумные люди. Вот сейчас они сидят в уютной комнате, хорошо закусив и подвыпив, и им так легко и так весело вместе. Сквозь сияние свечек Энни смотрела на Мартина. В эту минуту его лицо значило для нее не больше и не меньше других лиц, – одинаково знакомое и чужое. Ей внезапно стало очень холодно, так холодно, что она даже вздрогнула. Они все чужие! Даже Мартин! Чувствуя озноб во всем теле, Энни вдруг поняла: только один человек ей, действительно, близок и нужен в эту секунду, и этот человек – Стив. Она почувствовала, как на шее шевельнулись волосы, как будто их коснулась ладонь Стива, и перед глазами возникла больничная палата и мягкий приглушенный свет ночников. Она знала, что и Стив тоже думает о ней, и их мысли друг о друге стали мостом, соединившим их через расстояния.Это была настоящая тоска, настолько нестерпимая, что Энни сжала кулаки, вдавливая ногти в ладони, чтобы сдержать стон отчаяния. Казалось, что вся эта вечеринка проходит где-то не здесь, а вдалеке, а она видит всех своих гостей из холодного пустого пространства…– Энни, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил Мартин.Она снова увидела лучи от сережек и постаралась как можно непринужденнее улыбнуться.– Все нормально. Спасибо, милый. Как ты думаешь, подавать десерт?Энни отодвинула стул и пошла к холодильнику нетвердой походкой, радуясь возможности спрятать от всех свое лицо. Она посмотрела в белое чрево холодильника, где среди пакетов и свертков разнообразных продуктов стоял стеклянный кувшин с лимонным кремом. Все сильнее ее охватывало чувство нереальности происходящего; все вокруг было ненастоящим. Единственной реальностью стала та кромешная тьма, которую разделяла она со Стивом, и единственным настоящим чувством было то, которое сейчас испытывала к нему, своему случайному знакомому.– Я отнесу сам, – сказал Мартин Он незаметно подошел к жене сзади, достал из холодильника десерт и мимолетом поцеловал ее в щеку. – Обед просто замечательный.– Я рада, – прошептала Энни – это как раз то, чего я хотела.Вечер, действительно, удался на славу, и никто даже не заметил того состояния отчужденности, в котором находилась виновница торжества, которая вскоре опять сидела на своем месте и безразлично помешивала ложкой кремовую массу. Внезапно Гейл склонилась над столом, как бы собираясь сообщить нечто чрезвычайно секретное, и, широко раскрыв глаза, словно не веря своим словам, произнесла:– Да! Знаете, что я вам скажу! Слышали новость. Фробишеры разводятся!Пронеслась волна потрясенного удивления и за ней плохо скрываемого облегчения – это не мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121