Ей передо мной было нечего отнекиваться или объясняться. В те редкие моменты, когда мы, как сестры, нуждались друг в друге, Фанни поведала, что ненавидит школу и жалеет время, которое школа отнимает у нее от развлечений. Даже в более нежном возрасте, чем в свои двенадцать, ей хотелось водить компанию со старшими мальчиками, которым нелегко было отвязаться от назойливой девочки. Фанни нравилось, когда они раздевали ее, залезали под белье и вызывали у нее волнующие ощущения. Я была ошарашена, услышав все это, но еще больше – став свидетелем.
– Больше не буду, правда, больше не позволю им, – обещала Фанни, которой сильно хотелось спать, и поэтому она готова была согласиться на все, даже выполнить мое твердое приказание.
На следующий же день, несмотря на обещания Фанни, все началось снова. Я пошла за ней в класс, чтобы отправиться вместе домой. Так мне пришлось буквально приступом врываться в гардеробную и силой отрывать от Фанни прыщавого мальчишки из долины.
– Твоя сестра не строит из себя, как ты! – прошипел прыщавый.
А Фанни все время похихикивала.
– Оставь меня в покое! – визгливо закричала она, когда я стала тащить ее за руку. – Папа относится к тебе, как к невидимке, поэтому ты не можешь знать, как приятно любить мальчиков, мужчин. А если ты будешь приставать ко мне со своими запретами, я им разрешу делать со мной все, что хотят. И мне наплевать, скажешь ты папе или нет. Все равно он меня любит, а тебя ненавидит!
Это было уж слишком, и, если бы Фанни не бросилась ко мне, не обхватила своими тонкими руками мою шею и не заплакала, умоляя простить ее, я, возможно, навсегда отвернулась бы от полной ненависти бесчувственной сестры.
– Прости, Хевен, правда, прости. Я люблю тебя, правда, люблю, люблю. Просто мне нравится быть с мальчиками. Не могу ничего поделать с собой, Хевен. И не хочу ничего делать. Это же ведь все естественно, Хевен, скажешь нет?
– Твоя сестра Фанни будет шлюхой, – объявила мне потом Сара тусклым, лишенным всякой надежды голосом, доставая из коробок наши спальные тюфяки. – Ничего ты с ней не поделаешь, Хевен. Так что думай лучше о себе.
Отец приходил домой три-четыре раза в неделю, будто желая посмотреть, на какое время у нас хватает еды, и приносил с собой продуктов на такую сумму, сколько мог позволить себе истратить за один раз. Я слышала, как бабушка рассказывала Саре, что дедушка забрал папу из школы, когда тому было всего одиннадцать лет, чтобы пристроить его на работу в угольных шахтах, но отец настолько ненавидел эту работу, что сбежал и не приходил ни в шахты, ни домой, пока дедушка не нашел его в одной из пещер.
– И Тоби поклялся Люку, что тот больше не пойдет в эти шахты, хотя у него было бы побольше денег, если бы мальчик хоть иногда работал…
– Я тоже не хочу, чтобы он шел в шахту, – уныло заметила Сара. – Нехорошо заставлять человека заниматься тем, к чему у него душа не лежит. Даже если полиция сцапает его рано или поздно, он умрет из-за одного того, что дал им поймать себя. Так пусть уж лучше умрет, чем будет сидеть в клетке, как его братцы…
Этот разговор заставил меня взглянуть на шахтеров по-иному, чем я смотрела на них раньше.
Многие из них жили не в Уиннерроу, а в различных деревушках, разбросанных по окрестностям, но не в самых горах, как мы. Часто по ночам, когда ветер стихал, я лежала на своем тюфяке, и мне казалось, я слышу удары шахтерской кирки, будто погибшие шахтеры, засыпанные углем, все пытаются пробиться на поверхность – туда, где стоит наша лачуга.
– Ты слышишь их, Том? – спросила я его в одну из ночей, когда Сара с плачем легла в постель, потому что отец не показывался дома уже пять дней. – Стук, стук, стук… Разве не слышишь?
Том сел в постели и прислушался.
– Ничего я не слышу.
А я различала слабые и далекие удары: стук, стук, стук. И еще более слабое: по-мо-ги-те, по-мо-ги-те! Я вышла на террасу – и звуки сделались громче. Я поежилась, потом позвала Тома. Вместе мы пошли на звуки и в лунном свете увидели отца. Без рубашки, весь в поту, он рубил топором дерево: скоро зима, и надо было заготовить дрова.
Впервые в жизни я смотрела на него с удивлением и жалостью. По-мо-ги-те – отдавалось у меня в голове. Может, это он выкрикивал? Что же это за человек такой, который идет ночью рубить лес, даже не заглянув домой и не поприветствовав жену и детей?
– Пап, – окликнул его Том, – я могу тебе помочь.
Отец, не переставая работать топором, из-под которого только щепки летели, крикнул в ответ:
– Иди ложись спать. И скажи маме, я получил новую работу, там приходится быть весь день, и единственное свободное время – это ночь. Вот я и рублю вам деревья по ночам, потом распилю и наколю их. – И ни слова о том, что он и меня видит рядом с Томом.
– А что у тебя за работа сейчас, пап?
– На железной дороге, парень. Учусь водить большие такие паровозы. Бросаю уголь… Приходи завтра в семь в депо, увидишь, как я выезжаю…
– Мама тоже с удовольствием посмотрела бы на тебя, пап.
Топор, как мне показалось, на мгновение завис в отцовских руках.
– И она увидит… Когда надо, тогда и увидит.
И больше ничего не сказал. Я повернулась и бросилась бежать домой.
Упав на постель, я залилась слезами. Они лились на мою подушку, набитую куриными перьями, и я не знала точно, почему так расплакалась – то ли внезапно стало очень жалко отца, то ли еще больше – Сару.
Глава 4
Сара
Пришло и ушло еще одно Рождество, не оставив о себе памяти настоящими семейными подарками. Нам всегда дарили только предметы первой необходимости – например, зубные щетки, мыло. Если бы не Логан, который преподнес мне золотой браслет с маленьким сапфиром, то и это Рождество прошло бы буднично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21