Целеустремленный сыщик. Лицо у него было серьезное, шел он скорым шагом. Дело происходило осенью, и сыщик продвигался быстро, можно сказать, как парусник при попутном ветре. Но сразу же за бывшим домом Очкарика тропа поворачивала к северу, ветер уже дул в лицо, но сыщик, опытный и стойкий пешеход, сгорбившись и опустив голову, продолжал идти, почти не снижая скорости. На уже упоминавшемся мной опасном переходе шириной сантиметров тридцать, на переходе, по обе стороны которого зияли пропасти и который невозможно было миновать на этом пути к исполнению своего долга, он чуть замедлял шаг, но не останавливался и уж тем паче не опускался на четвереньки. Каждый день в борьбе с головокружением он одерживал победу. Не слишком решительным шагом он преодолевал эту перемычку под неотступным взглядом блестящих и равнодушных глаз красноклювого ворона, который неизменно сидел на скале, что высилась по другую сторону опасного участка.
Стоило нашему сыщику-канатоходцу сделать один неверный шаг, и он рухнул бы в пропасть, причем неважно — справа или слева.
Разговаривал ли этот сыщик в штатском с вороном, приносил ли ему какое-нибудь угощение? Очень я в зтом сомневаюсь. Впечатление ворон на него производил большое, и еще очень долго он не мог позабыть безучастный взгляд, каким смотрела на него птица. Только некоторым божествам присуща подобная безучастность. Однако ворону ни разу не удалось поколебать решимости сыщика, который думал только об одном — о том, что должен исполнить свой долг.
Отметим, кстати, что бамбуковая корзина, которую раньше носил Лю, теперь была на спине сыщика. И всегда на дне ее лежал роман Бальзака в переводе Фу Лэя, скрытый под листьями, фруктами, рисом или кукурузой. В иные утра, когда небо опускалось совсем низко, стороннему наблюдателю издали могло бы показаться, будто бамбуковая корзина сама собой поднимается по тропе и расплывается в сером тумане.
Портнишечка не знала, что находится под наблюдением и защитой, и воспринимала меня всего лишь как чтеца, который замещает Лю.
Без ненужного тщеславия отмечу: то, как читал я, или, верней будет сказать, моя манера чтения нравилась ей больше, чем манера предыдущего чтеца. Читать вслух страницу за страницей мне казалось невыносимо скучно, и я решил перейти на псевдочтение, то есть сначала, пока она строчила на швейной машине, прочитывал две-три страницы или короткую главку, а потом после недолгой паузы-раздумья задавал ей какой-нибудь вопрос о прочитанном или предлагал угадать, что произойдет дальше. Получив ответ, рассказывал буквально глава за главой все, что написано в книге. Иногда я просто не мог удержаться и в кое-каких местах кое-что добавлял, наносил, скажем так, свои собственные крохотные мазки, чтобы сделать историю еще интересней для нее. Мне случалось даже придумывать некоторые ситуации или добавлять сцены, заимствованные из другого романа, если я решал, что старина Бальзак устал и ослабил вожжи.
Однако не стоит забывать об основателе этой династии портных, владыке семейной портновской мастерской. В промежутках между экспедициями по окрестным деревням, связанными с исполнением профессиональных обязанностей, старый портной жил дома, однако срок пребывания под родным кровом чаще всего не превышал двух-трех дней. Он скоро свыкся с моими ежедневными визитами. Более того, разгоняя толпы претендентов, притворяющихся клиентами, он здорово помогал мне в исполнении моей миссии. Старик не забыл те девять ночей, что он провел у нас, слушая «Графа Монте-Кристо». И теперь у себя дома он опять получил возможность послушать новую историю, может, и не столь захватывающую, но тем не менее чрезвычайно интересную. Одним словом, ему удалось частично послушать «Кузена Понса», довольно мрачное произведение все того же Бальзака. Совершенно случайно он трижды попадал на эпизоды, в которых появлялся портной Сибо, второстепенный персонаж, которого преследовал и терзал торговец железом Ремоненк.
Ни один сыщик на свете не исполнял с таким усердием порученное ему задание. Между чтением двух глав «Кузена Понса» я добровольно занимался работами по хозяйству; это я каждый день на коромысле носил в двух огромных деревянных бадьях воду из общинного колодца, чтобы бочка в доме Портнишечки всегда была полная. Нередко мне приходилось готовить ей еду, находя даже некоторую приятность во многих операциях, требующих от повара изрядного терпения, в частности, в чистке и резке овощей, разделке мяса, колке дров тупым топором, разжигании печки и поддерживании огня, который все время норовил погаснуть. Случалось, если в том была нужда, я и раздувал огонь всей силой своих девятнадцатилетних легких, окутанный клубами едкого дыма и тучами не менее едкой золы. Ну, а как известно, единожды начавши, трудно закончить. Вскоре галантность и уважение к женщине, безмерно возросшие в результате чтения романов Бальзака, вынудили меня стать прачкой, и когда Портнишечка была завалена заказами, я стирал белье в ближнем ручье — стирал вручную, хотя уже начиналась зима.
Это осязаемое и трогательное приручение позволило мне еще больше приблизиться к пониманию женственности. Вам что-нибудь говорит такое название — бальзамин? Он не редкость у торговцев цветами, его часто можно увидеть в горшках на окнах. Цветы у него иногда бывают желтые, но чаще всего кроваво-красные, а плоды представляют собой стручки; созрев, они при малейшем прикосновении лопаются и разбрасывают семена во все стороны. Он как бы символический владыка горы Небесный Феникс, поскольку цветы у него такой формы, что при желании в них можно увидеть голову, лапы, крылья и даже хвост феникса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48