Однако он все еще не был в силах стряхнуть с себя свою неподвижность.
"Что мне, собственно, от него нужно?" - спросил он себя почти вслух от страха. И должен был признаться себе, что его жестокость и чувственность никакой настоящей цели совсем не имели. Он пришел бы в замешательство, если бы действительно бросился на Базини. Он же не хотел бить его? Боже упаси! Каким же образом должно было уняться его чувственное возбуждение? Он невольно почувствовал отвращение, подумав о разных мальчишеских пороках. Так позориться перед другим человеком? Никогда!..
Но по мере того как росло это отвращение, усиливалось и стремление пойти к Базини. Наконец Терлес целиком проникся сознанием бессмысленности такой затеи, но какая-то поистине физическая сила, казалось, тянула его, словно за веревку, с кровати. И в то время как все картины уходили у него из головы и он твердил себе, что самое лучшее сейчас - это постараться уснуть, он машинально приподнялся на своем ложе. Приподнялся очень медленно прямо-таки чувствуя, как эта внутренняя сила лишь мало-помалу оттесняет препятствия. Сначала оперся на локоть, затем высунул из-под одеяла колено... затем... он вдруг босиком, на цыпочках, подбежал к Базини и сел на край его кровати.
Базини спал.
Вид у него был такой, словно ему снилось что-то приятное.
Терлес все еще не управлял своими действиями. Несколько мгновений он просидел тихо, уставившись в лицо спящего. В мозгу его мелькали те короткие, отрывочные мысли, как бы лишь контрастирующие ситуацию, которые приходят, когда теряешь равновесие, падаешь или когда у тебя вырывают из рук какой-то предмет. И, не опомнившись, он схватил Базини за плечо и растормошил.
Спавший несколько раз вяло потянулся, затем приподнялся и посмотрел на Терлеса сонными глазами.
Терлес испугался; он был в полном смятении; его поступок впервые дошел до его сознания, и он не знал, что делать теперь. Ему было ужасно стыдно. Сердце громко стучало. На языке вертелись слова объяснения, отговорки. Он хотел спросить Базини, нет ли у него спичек, не может ли он сказать, который сейчас час...
Базини смотрел на него все еще непонимающе.
Терлес уже отнял руку, не выдавив из себя ни слова, уже соскользнул с кровати, чтобы бесшумно юркнуть в свою постель, - и тут Базини, кажется, уразумел ситуацию и выпрямился одним рывком.
Терлес нерешительно остановился у изножья кровати. Базини еще раз посмотрел на него вопросительным, испытующим взглядом, затем совсем поднялся с постели, накинул шинель, сунул ноги в домашние туфли и, шаркая ими, пошел вперед.
Терлесу мгновенно стало ясно, что это случается не в первый раз.
Проходя мимо, он захватил ключ от клетушки, который был спрятан у него под подушкой...
Базини шагал прямиком к чердачной каморке. Он успел, казалось, хорошо усвоить дорогу, которую тогда ведь еще утаивали от него. Он поддержал ящик, когда Терлес влезал на него, он отодвигал кулисы в сторону, осторожно, сдержанными движениями, как вышколенный лакей.
Терлес отпер дверь, и они вошли. Он стал спиной к Базини и зажег фонарик.
Когда он обернулся, Базини стоял перед ним нагишом.
Он невольно сделал шаг назад. Внезапное зрелище этого голого, белого, как снег, тела, за которым красный цвет стен превращался в кровь, ослепило и потрясло его. Базини был хорошо сложен; в его теле не было почти ничего от мужских форм, в нем была целомудренная, стройная, девичья худощавость. И Терлес почувствовал, как от вида этой наготы загораются белым пламенем его нервы. Он не мог уйти от власти этой красоты. Он не знал раньше, что такое красота. Ведь что ему в его возрасте было искусство, что он, в сущности, знал о нем?! Оно ведь любому выросшему на вольном воздухе человеку до известного возраста непонятно и скучно!
А тут оно пришло к нему дорогой чувственности. Тайно нагрянуло. Одуряющее, теплое дыхание шло от обнаженной кожи, мягкая, сладострастная угодливость. И все же было в этом что-то такое торжественное и покоряющее, что хотелось молитвенно сложить руки.
Но после первого изумления Терлес устыдился и того и другого. "Он же мужчина!" Эта мысль возмутила его, но у него было такое ощущение, словно и девушка не была бы иной.
Устыдившись, он прикрикнул на Базини:
- Ты что? Ну-ка, сейчас же!..
Теперь, казалось, смутился тот; медля и не спуская глаз с Терлеса, он поднял с пола шинель.
- Садись! - приказал Терлес Базини. Тот повиновался. Терлес прислонился к стене скрещенными за спиной руками.
- А почему ты разделся? Чего ты хотел от меня?
- Ну, я думал... Заминка.
- Что ты думал? - Другие...
- Что другие?
- Байнеберг и Райтинг...
- Что Байнеберг и Райтинг? Что они делали? Ты должен все рассказать мне! Я так хочу - понятно? Хотя я и слышал это уже от других.
Терлес покраснел от этой неуклюжей лжи. Базини кусал губы.
- Ну, долго еще?
- Нет, не требуй, чтобы я рассказывал! Пожалуйста, не требуй этого! Я ведь сделаю все, что ты захочешь. Но не заставляй меня рассказывать... О, у тебя такой особый способ мучить меня!..
Ненависть, страх и мольба боролись в глазах Базини. Терлес невольно уступил.
- Я вовсе не хочу тебя мучить. Я хочу только, чтобы ты сам сказал полную правду. Может быть, в твоих же интересах.
- Но я же не делал ничего, что стоило бы особо рассказывать.
- Вот как? А почему же ты тогда разделся?
- Они требовали этого.
- А почему ты делал то, что они требовали? Ты, значит, трус? Жалкий трус?
- Нет, я не трус! Не говори так!
- Заткнись! Если ты боишься получить от них взбучку, то тебе невредно было бы получить ее и от меня!
- Да не боюсь я никакой взбучки.
- Вот как? А чего же?
Терлес опять говорил спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52