Но стоит вам эти могилы потревожить…»
Римский военачальник и войско устрашились: народ, который не дорожит ничем, кроме святости могил предков, передававших им заветы владения собой, — страшен. И — непобедим.
Во всяком случае, именно ролью могил и властью прошлого объяснили римляне своё из Скифии скоротечное, похожее на бегство, отступление.
Может быть, это объяснение причин отступления и неточно: но назидание в этой истории было отчётливо.
Да, предки были свободны от пут, а он, Киник — киник! — позарился.
И на что?!
На книги!
Разве через них постигается мудрость? Высшая из высших?
Всему своё время, порой бывают необходимы и книги. Но одно только размышление над причинами и следствиями несчастий Пилата, попытка, осознав положение, найти для него решение обогатили его гораздо большим познанием, чем все прочтённые в Хранилище книги, вместе взятые.
Да, книги хороши — и содержащееся в них знание порой иным путём недостижимо. Взять хотя бы перерождение сонмов богов — иначе как из книг о нём не узнаешь. Ну а если доступ к ним оплачивался ношением дорогого хитона? И всем остальным, с ним связанным?.. А ведь есть путь к познанию Пилата и помимо книг…
Киник шёл не останавливаясь, не выбирая куда ставить ногу: беречь дорогие сандалии смысла больше не было — они тем более должны были полететь в огонь. «Тем более» потому, что тот же Диоген ходил босиком — даже зимой, — утверждая, что ноги ничем не ущербней глаз или лица, которые никто ни во что не облачает.
От хитона надо избавляться — это ясно. Но сделать это надо тоньше, чем просто бросить на дорогу. Это всё равно что бросить деньги: если уж не устоял киник, то что говорить о первом попавшемся прохожем.
Хитон надо сжечь!
Только порождённый солнцем огонь сможет преградить путь богине смерти.
Но до огня ещё предстояло дойти…
Киник шёл тем размеренным шагом, который так располагает к мысли. Шёл и шёл…
«Нож! Ещё и нож! Не будь ножа — не погиб бы тот мальчишка-нищий! Он погиб из-за меня ! Из-за моей… слабости?!»
Киник отцепил от пояса кинжал и, хотя задержав — непроизвольно — руку, зашвырнул нож подальше. Кинжал ударился об один камень, отскочил, затем о другой — и исчез в какой-то из расщелин.
«Быть под властью прошлого даже более преступно, чем под властью вещей! Не об этом ли предупреждали Антисфен с Диогеном?..»
Киник шёл, стиснув зубы. Тот великий стыд, который он предполагал для обращения наместника Понтия Пилата, обрушился прежде на него, Киника, самого!
«И я ещё взялся его учить!.. Вот уж верно — хранитель , — Киник стиснул зубы. — Раб — и учить!»
Говорят, слёзы раскаяния обогащают — если они вымывают что-то, мешающее видеть.
Киник споткнулся. Слёзы тоже мешали видеть — острые камни на дороге, для сандалий небезопасные. Что ж, дорога, которую Киник выбрал, была неровна — дорогие сандалии такую не выдерживают…
Скоро, не больше чем через четверть часа, должно было окончательно стемнеть.
Но Киник думал не о ночлеге.
Было ясно, что соглядатаю, о котором м`ельком упоминал Пилат, теперь не жить.
Он был теперь явно приговорён — но не только сильными мира сего, а прежде всего самим собой. Хотя место смерти определит та, которая столь безошибочно просчитывает всех ей верных, причина смерти соглядатая — соучастие его во власти. Соучастие, ради которого он не жил, ибо в жизни был… так… всего лишь соглядатаем…
Налетел порыв ветра, поднимая с дороги пыль. Киник, оберегая глаза, наклонил голову, но шага не сбавил.
Очевидно, и начальник полиции тоже соглядатая приговорил… Да и наместница тоже… И наместник.
Пыль на дороге осела.
Стоит этому случайно выбранному соглядатаю умереть — и столько… довольных!
Так что не будь послан из Рима именно этот угодник, обнаружили бы другого… Тем более что город при всей своей пустынности заполнен толпой ему подобных.
Чтобы было иначе, надо иметь мужество задуматься — в том числе и о чужих посмертных жизнях в своей… судьбе? нет, доле!
Задуматься о своей нежити…
Пилат! Ну, а ты?!
Как долго ты будешь оставаться внутри окружившего тебя хоровода?
* * *
Вот уже совсем стало темно.
Луна должна была взойти чуть позже, но много света от неё ожидать не приходилось — она шла на убыль. К тому же поднявшийся ветер обещал нагнать облака.
Киник шёл, шёл и шёл — оставляя позади себя ещё и Хранителя…
Он уже потерял счёт времени. Но вот за поворотом показалось пламя костра.
— Наконец-то огонь! — обрадовался Киник. — Не может же не быть в этих местах пастухов!
И направился к костру — предать очищающему огню последнее звено сковывающей его цепи.
Вокруг огня сидели трое.
На Киника они даже не посмотрели — он для них оказался заслонён хитоном. Цельнотканым. Очень дорогим.
«Нет, это не пастухи», — поняв смысл их взглядов, догадался Киник. И правда, присутствия рядом стада овец не чувствовалось.
Вот и случилось. Впрочем, его предупреждали: на дороге в Самарию грабят!
Грабят — это ужасно: тот, кому достанется хитон, приговорён!
Но как им это объяснить?! Как этим троим объяснить, что привлёкшая их внимание вещь смертельно опасна? Но не только потому, что она его, Киника, вещь, но прежде всего потому, что она — ненужная?..
Ведь не поверят: логос — от постижения, а вера… вера — от внушения. А он, Киник, уже давно освободился даже от поползновений отягощать кого бы то ни было внушениями.
Киник распустил узел пояса и, споро скинув хитон, резко кинул его в пламя костра.
Но до углей ему долететь не дали.
Перехватил ближайший из сидевших, другой стал вырывать, возникшая перебранка грозила перерасти в драку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263