) Указ фараона - чиновнику, посылавшемуся на Юг в экспедицию. И о чем же единственно пишет и печется тот фараон в том единственном Указе? - О карлике, которого надлежит поскорее доставить в Египет как самую интересную и драгоценную невидаль. "Мое Величество желает видеть этого карлика более, чем дары рудников и Пунта" ("Хрестоматия по истории Древнего Востока", стр. 31).
Страсть к искусству (к экзотике), к загадкам (и чудесам), видно, у нас в крови.
- Знаешь, что такое баклажан? Это такое синее бычье яйцо растет из-под земли!
Туберкулезник - с гордостью: - Из меня палочки летят!
- И в ту минуту моя молитва не дошла до Бога, потому что я тогда все на того жида дивился.
(На Рождестве)
- Кирюха говорит: пойдем посмотрим, как тут одного резать будут.
Старик вслед за всеми тащится в кино и там периодически спит. Выспался - пошел в барак вместе с толпою. В ответ на расспросы, насмешки - зачем ходит в кино?
- А я сижу и смотрю свои кинофильмы.
В тесноте он, должно быть, полнее испытывает состояние зрителя. Зрелище предполагает всеобщее и совместное чувство уюта, тепло, толпы "на миру". Внимание к звуку, к пятну, казовая сторона восприятия укрощают работу воли и интеллекта. В театре совсем не обязательно понимать, важнее видеть и слышать. Не исключается, что театром можно лечить как успокаивающими пассами. Включено или выключено сознание? Оно притушено. Как в стихах ритм поедает смысл, так на сцене явление поглощает бытие.
- Ансамбль грузин и одна баба, не знай какой нации, вся седая, играет на аккордеоне.
- А я проделал дырочку гвоздиком и всю историю вижу!
- Все вылезли на решку.
"Решетка для нас сцена и экран".
(Из песни)
- Раньше в лагере веселее было. То кого-нибудь изобьют, то повесят. Каждый день - чепе.
Котенок на полу играет с невидимой мышью. Судя по всему, она не больше мухи. Но и мухи у него нет. Одна мечта.
Интеллигентские привычки - сверчки. Поют на всю сушилку. Как смолкнут станки, слышно - просто захлебываются. Новичок с тихим восторгом:
- Да тут у вас - сверчки-и-и!
Точно родных встретил.
Спрашивается: отчего так приятно носить внакидку пальто, телогрейку и даже пиджак? Должно быть, у нас за спиной образуется подобие крыши, и живешь как в укрытии, в своем доме.
Улитка, хижина.
Мы даже не подозреваем, какими окольными запахами, шелестами располагает искусство. Оно действует на нас всегда не прямо, а каким-то дальним, Бог весть из какого запаса, касанием. Как, например, восхитительно в старинных романах звенят золотые цехины. Ими можно играть, они блестят, мы взвешиваем на руке кошелек и швыряем к ногам негодяя. Что бы делали те романисты с кредитками, с бумажником, набитым квитанциями? Их поэтический шарм наполовину состоял из золотого блеска и звона. Дублон, дукат. "Я не дал бы и фартинга!" Экю. О, чудная заумь...
- Скажите Соне, что Золотой поплыл с пятёрой на Колыму!
Растягивая и перебирая слова, как колоду карт, которую тем временем он артистически пропускает сквозь пальцы, выстреливая одним дуновением, с руки в руку, тасуя, любуясь собой по достоинству Золотого, он выкликает свои позывные и, расхаживая по камере большой пересыль-ной тюрьмы, воспроизводит снова и снова, ни о чем не заботясь, кроме чистой поэзии, - эту тему своей судьбы и высокого воровского искусства:
- Скажите Соне, что Золотой поплыл с пятёрой на Колыму!..
...А фраера вдвойне богаче стали:
Кому их трогать неопытной рукой?
Как понятны эта песенная тоска и забота профессионала, попавшего в западню, - об утраченной на свободе, в его отсутствие, квалификации!
(Нечто похожее я испытываю, смею заметить, в отношении современной словесности.)
Воры. Кокетливо:
- Ничего тяжелее кошелька в руках не держал! Это значит - не хочет и не может работать. Это значит - на первом месте по почету и уважению не грабеж, не разбой с оружием в руках, "на гоп-стоп", но тонкое мастерство специалиста-карманника, "щипача" - вора в истинном смысле (в метафизическом значении - фокусника).
Бандиты и убийцы не пользуются в этой среде авторитетом. "Мокрое дело" третируется не только потому, что влечет обычно серьезные осложнения с властями (хотя и такой расчет возможен), но - свидетельствует о непрофессиональности, о грубой работе. Надо "выдурить фраера", так чтобы тот и не заметил.
Казалось бы: кто сильнее - у того и власть. Ничего подобного: власть в руках чародея. С тонкой инструментовкой в пальцах. У щипача-музыканта. Власть в руках искусства.
Почти как у поэтов, в воровском этикете первенство отдано зрелищу и зрелищному понима-нию личности и судьбы человека. Презрение к "фраерам", то есть ко всем свободным от воровс-кого закона, ко всем "не ворам", которые и людьми недостойны называться (- Люди есть? - Все молчат: в огромной, тысячной толпе этапа нашлось лишь два человека...), в немалой степени строилось на неспособности обывателя (в особенности - из чистой публики) на театральный подвиг и жест, на эффектную смерть, на что так падки воры. "Как жадный фраер" вошло в пословицу: "Жадность фраера губит".
Два надзирателя пришли забирать вора в бур. Ему не охота идти, капризничает (может быть, настроение плохое). Вынимает нож и, наставив на себя, угрожает кинуться голой грудью, если не отвяжутся.
- Видали мы таких!
- Таких - не видали!
И мгновенным, порхающим жестом показывает, кого и какого они видят перед собою.
Театральная поза и репутация вора породили сотни легенд, которые до сих пор, когда воровской закон уже поломан, на добрую половину составляют поэзию лагеря.
- Хорошие, справедливые люди были...
Вот отзыв мужика (употребляю в значении - масти), того мужика, о котором хороший вор иронически скажет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76