Меня бы и в разведку не допустили,
покажи я такую склонность. И уж, конечно, не доверили бы трех
гвенгов.
Гвенги. Как сейчас помню тот разговор - это было вскоре после
того, как мы с Зойкой познакомились.
-Ты знаешь,- сказала она,- А я ведь в детстве очень боялась
гвенгов. Ну просто очень.
-Почему?- спросил я, даже не вдумываясь в ее слова. Мне просто
нравилось смотреть на нее и слушать, как она говорит - чуть
смущаясь, так, будто выдает какую-то великую тайну. А может, это
и было для нее великой тайной. Может, она и сама удивлялась, что
вдруг заговорила со мной об этом - мы ведь тогда почти совсем еще
не знали друг друга. Раньше вот никому об этом не говорила, а
теперь вдруг язык развязался.
-Да вот боялась,- она улыбнулась, взглянула на меня снизу
вверх, потом опустила глаза и стала высматривать что-то под
ногами,- А почему? Не знаю. Может, потому, что они такие древние.
Что так много видели. Что так много знают и помнят. Мне казалось,
что они и про меня все-все знать должны. Даже то, что со мной в
будущем случится. Даже то, когда я умру. Вот и боялась. И потом,
ведь сколько цивилизаций погибло, а гвенги все существуют. А
вдруг и мы погибнем - а они останутся жить? И будут кому-то еще
рассказывать, какими мы были. А вдруг они уже сегодня знают,
когда и от чего мы погибнем? А ты - ты их не боялся?- вдруг очень
серьезно спросила она, посмотрев мне прямо в глаза.
Меня же как током тогда ударило! Я же никому и никогда не
говорил об этом, я же сам об этом давным-давно забыл! А теперь
вот вдруг вспомнил.
-Да,- ответил я с трудом,- Боялся. Но я боялся их потому, что
мне казалось, это они повинны в гибели других цивилизаций.
Смешно, правда?
-Нет,- сказала она очень серьезно,- Это не смешно,- она
помолчала, потом добавила чуть слышно,- Это здорово...
И уже позже, после того, как мы, спустившись на пляж,
искупались и лежали, согреваясь на горячем песке, я спросил -
спросить раньше я почему-то не решился:
-А почему здорово?
Я боялся, что она не поймет вропроса. Или ответит что-то
невпопад. Но она промолчала. Взглянула на меня, потом отвернулась
и коротко засмеялась. И я почувствовал, что мне и не важно было,
что же она ответит, что мне и не нужен был ее ответ. Мне нужно
было, чтобы она поняла, о чем я спрашиваю...
Воздух вокруг снова стал мутным от пыли, и я заставил себя
сосредоточиться. Даже слезы на глазах выступили, до того обидно
стало, что ничего этого больше не будет. А будет только дурацкая
Полость, коварная и жестокая, но однообразно-коварная и
однообразно-жестокая, которая рано или поздно нас доконает. И
тогда уже ничего больше не будет. Только через пять-шесть тысяч
лет, когда снова откроется проход - так получается по расчетам
Патрика - кто-то, возможно, снова проникнет сюда, и обнаружит,
если повезет, наши останки.
След, которым прошла зона контакта, открылся сразу за гребнем
холма. Пока машина карабкалась вверх по склону, еще оставалась
надежда, что пыль в воздухе - просто от ветра. Но сразу за
гребнем все впереди тонуло в пыли. Нечего и думать о том, чтобы
догонять зону контакта по ее же следу. Локаторы, конечно, не
дадут попасть в ловушку, но рельеф там внизу... Это же сплошные
вздыбленные скалы с глубокими провалами между ними. Конечно,
можно провести машину в десятке метров над поверхностью, но тогда
энергии нам хватит не больше, чем на сутки. А что потом?
Мне даже чертыхаться не захотелось. Это в первые два раза,
когда так получалось, я злился. Потом привык. Ко всему
привыкаешь. Я вздохнул, развернул машину и пошел назад по своему
же следу. Придется вернуться километра на три. Там слева, я это
помнил, осталась довольно удобная седловина между холмами.
Возможно, за ней откроется хороший путь туда, куда уходит зона
контакта. А возможно, и не откроется. Так или иначе, надо было
спешить. Нельзя упустить зону контакта за горизонт. Горизонт
здесь - это та граница, в пределах которой еще возможно
возвращение. Если, конечно, кто-то догадается, что мы попали в
Полость, и рванет там, снаружи, хороший термоядерный заряд, чтобы
накачать зону контакта энергией.
Гвенги у меня за спиной уже давно о чем-то оживленно щебетали,
но говорили они друг с другом, и потому транслятор молчал. Мне не
хотелось бы верить, что они догадываются, насколько безнадежно
наше положение. Мне не хотелось бы, чтобы они догадывались. Я не
знал, как они поведут себя, узнав правду, но я хотел, чтобы они
до самого конца не теряли надежды. Чем больше узнаешь этот
народец, тем большей симпатией к ним проникаешься. Они, мягко
говоря, не очень умны, зато веселы и ласковы, как щенки, и
смотрят на тебя такими же добрыми и умными - по-собачьи умными и
понимающими - глазами. Если бы собаки научились разговаривать, из
них, наверное, получились бы гвенги. По крайней мере, мозгов у
собак почти столько же, только вот лапы не приспособлены для
тонкой работы. Ну да в наше время, когда всю такую работу можно
поручить автоматам, это не слишком важно. И они, наверное, точно
таким же образом смогли бы развить свою собачью цивилизацию,
строить галактические корабли и возводить грандиозные сооружения.
И даже вести кое-какие исследования, особенно если бы люди им
помогали...
Впрочем, нет. Все-таки в гвенгах, несмотря на всю их
непонятливость, было что-то, не позволявшее относиться к ним
свысока, с пренебрежением. И вовсе не из-за древности и
могущества их цивилизации, не потому, что они единственные из
многочисленных разумных рас Галактики сумели уцелеть на
протяжении миллионов лет, постоянно - пусть и очень медленно по
нашим меркам - продвигаясь вперед.
1 2 3 4 5 6