Он не преминул похвастаться, что знает наизусть весь Коран, хотя и не понимает ни одного арабского слова, что, впрочем, не мешает ему править арабами. В душе он, конечно, презирал неверных гяуров за их постыдный интерес к развалившимся капищам старой ложной веры, но и обещал европейцу, обещал, обещал… Однако разрешение на раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перешла от Детрие к толстому паше. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской империи, по владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и алчных немецких коммерсантов, требовавших под пирамидами пива и привилегий, обещанных в Константинополе султаном.Детрпе мало интересовался этим соперничеством. Как чистый ученый, он больше разбирался в борьбе фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм которого ему удалось раскопать.В 1912 году отмечалось это выдающееся достижение археологии. Храм был огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал здесь холм, чтобы сохранить четырехугольные колонны и сложенные из камней стены с бесценными надписями на них. Но сохранили их не разум, а забвение и ветры пустыни.Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся математическими загадками. Жрецы Pa — и математика!Это открывало много.Об одной пз таких надписей, выбитой иероглифами на гранитной плите в большом зале, и написал Детрие в Париж своему другу, математику, пообещавшему в ответ самому приехать на место раскопок.Его и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего думал он увидеть всадника в белом бурнусе, подскакавшего на арабском скакуне в сопровождении туземного проводника в таком же одеяпии.Впрочем, но его ли друга можно было встретить в Булонском лесу во время верховых прогулок в весьма экстравагантном виде?То он был в цилиндре, то в турецкой феске, то в индийском тюрбане. Ведь он прослыл тем самым чудаковатым графом, который сменил блеск парижских салонов на мир математических формул.Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де Бройля!).Детрпе и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Разные специальности. выбранные ими, разъединяли, но не отдаляли их друг от друга. Они всегда вместе гуляли по бульвару Сен-Мишель и встречались на студенческих пирушках, пили вино, пели песни и веселились с девушками.Но главное, что связывало их, была «масонская ложа шахматистов», как в шутку говорили они. Оба были страстными шахматистами. Играли они примерно в равную силу, по граф де Лейе увлекался шахматными этюдами и не без успеха составлял их сам, получал призы на международных конкурсах. И если они не играли очередную партию, то, собравшись вместе, рассматривали этюды Лейе плп классиков шахматной композиции. Эта общая привязанность к мудрой игре сделала само собой разумеющейся взаимную выручку. Вот почему граф де Лейе помог археологу добыть необходимые средства для раскопок и теперь сам по просьбе собрата по «шахматной ложе» примчался сюда.Граф осадил коня и ловко соскочил на землю, восхитив тем проводника, подхватившего поводья.Друзья обнялись и направились к раскопкам.— Тебе придется все объяснить мне. как в лицее, — говорил граф, шагая рядом с Детрие в своем развевающемся на ветру бурнусе. Его тонкое бледное лицо, так не вязавшееся с восточным одеянием, было возбуждено.— Раскопки ведутся на месте одного пз древнейших городов Египта, — методично начал археолог. — Гелиополис — город Солнца. В древности его называли Ону плп Ей-н-Ра. Здесь был религиозный центр бога Ра, победителя богов, который «пожирал их внутренности вместе с их чарами». Так возвещают древние надписи: «Он варит кушанье в котлах своих вечерних… Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол…» — декламировал цитаты археолог.— Прожорливый был бог! — рассмеялся граф.— Эти религиозные сказания отражают не только то, что Солнце всходит над горизонтом, «пожирает.» звезды, но и отражают, пожалуй, реальные события древности.— Битву богов с титанами?— Нет. Воевали между собой не столько сами боги, сколько жрецы, им поклонявшиеся. Так, с жрецами бога Ра всегда соперничали жрецы бога Тота-Носатого (его изображали с головой птицы ибиса), сыном которого считался фараон Тутмос I. Любопытно, граф, что наследование престола у египтян, как пережиток матриархата, шло по женской липпи.— Постой, великий древнечет. Я в невежественной своей темноте слышал лишь о двух египетских царицах Нефертити и Клеопатре. Обе украсили бы собой бульвар Сен-Мишель.— Жила и другая, как раз дочь Тутмоса I, и, быть может, даже более прекрасная, чем эти прославленные красавицы. Однако Клеопатра, как известно, была гречанкой (по линии Птолемея, соратника Александра Македонского). А Нефертити не правила страной. Она была лишь женой фараона Эхнатона. Ее изображали даже сидящей на коленях у мужа…— Какая непростительная добродетель!— А вот жившая много раньше Хатшепсут (или Хатазу), та была единовластной правительницей, женщиной-фараоном, едва ли но единственной за всю историю Египта.— Постой, постой! Не о ней ли говорят, что она была ослепительно красимой?— Видимо, о ней.— Как же она воцарилась? Как королева красоты?— На ней и сказалась матриархальная традиция наследования престола, который передавался не сыну. а дочери фараона. И чтобы стать фараоном (влияние побеждающего патриархата), этот сын должен был жениться на собственной сестре, которая уступит ему трон.— Высшая форма аристократизма!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78