— Да, плохо. Мы отстаем от всего строительства. Трудно с вытаскиванием и переброской труб. Но в то же время отказ от подводных работ оправдал себя.— И что же теперь?— Спасибо, Галя! И за разведку спасибо… и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.— Кого-то? — спросила Галя.— Знаешь… должно быть, мне тебя не хватало.— Почему меня?— Теперь как-то сразу хорошо стало, уверенно!Алеша усадил Галю перед собой на стул, все так же пристально глядя на нее, но не замечая ее состояния.— Понимаешь, Галчонок, мы с тобой, наверное, настоящие друзья. Хорошо мне с тобой!.. Не могу толком объяснить. Час назад дело так плохо шло, казалось, руки опускаются. А теперь словно после отдыха. Так много хочется сделать!Алеша рассмеялся, порывисто взял Галю за худенькие плечи и от избытка внезапно нахлынувших сил встряхнул ее.Галя слабо сопротивлялась:— Алешка! Ключицу сломаешь.— Стальные прутья могу согнуть. Все преодолеем, Галчонок, все… Чем хуже— тем лучше! Большему научимся… — Он вскочил и, неожиданно задумавшись, остановился посредине каюты. — Разные с женщинами могут быть отношения. Я горжусь, необыкновенные они у нас с тобой, а вот с Женей…Галя нахмурилась, но Алеша продолжал, глядя через иллюминатор в темноту полярной ночи:— Может быть, так и должно быть. Любовь — я твердо в это верил, — она расслабляет. Любовь и творчество, по крайней мере техническое творчество, несовместимы! В самом деле, надо задевающие за душу слова придумывать, а тут трубы на уме. Словом, проза. Любовь требует поэзии. Ты любишь поэзию?Галя сидела с низко опущенной головой.— Люблю, — тихо проговорила она.— Женя любила Блока. Я специально учил для нее… Подожди… как это…Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко Взор надменный и отдал поклон.Обратясь к кавалеру, намеренно резко Ты сказала: «И этот влюблен».И сейчас же в ответ что-то грянули струны, Исступленно запели смычки…Но была ты со мной всем презрением юным…— Забыл дальше… — и Алеша развел руками.— Любимые стихи не учат, — сказала Галя. — Захочешь — не забудешь.— Пожалуй, — согласился Алеша. — А ты кого любишь?Галя даже вздрогнула.— Когда-нибудь прочту… любимое.Резко зазвонил телефон. Алеша помедлил, потом с досадой снял трубку. Выражение лица его сразу изменилось:— Слушаю, Василий Васильевич. Я ждал вашего звонка. Сейчас приду.Алексей встал и выразительно посмотрел на Галю.— Откажешься от вытаскивания труб? — спросила она.— Отказаться… от самородков? От твоих самородков? — Алексей заглянул Гале в глаза и взял ее руки в свои. — Никогда!Минуту они простояли молча. Потом Алексей повторил очень тихо, едва слышно:— Никогда.Стоя в дверях каюты, Галя, светло улыбаясь, взглядом провожала Алексея, быстро шагавшего по коридору. Лыжный костюм подчеркивал его ладную фигуру спортсмена.…В салоне капитана собрались Ходов, Федор и дядя Саша. Парторг строительства смотрел в темный иллюминатор. Федор разглядывал на столе карту. Ходов, заложив руку за согнутую спину, расхаживал по салону.— Пришли? — обернулся он к Алексею. — Прошу прощения, если оторвал от дел. Но именно о делах хочу говорить. Я уже поставил в известность парторга ЦК партии товарища Петрова и капитана Терехова о том, что вызван в Москву для личного доклада Волкову. Надеюсь, вы понимаете, что я вынужден доложить об окончании опыта.— Какой опыт вы считаете законченным? — нахмурился Алексей.— Опыт затруднения строительства с помощью вытаскивания труб. Вот сводки. Полюбуйтесь, — Ходов потряс перед Алексеем бумаги.— Я их знаю.— А я их выучил наизусть. Позор! Ваш участок подводит все строительство. Неужели вам еще не ясно, что порочная идея перестроить метод строительства без коренного изменения механизации провалилась?— Вы знаете, что нам все же удалось приспособить многие механизмы, мы изменили способ опускания труб, отказались от подводных работ.— Прошу прощения, вы тратите на новый способ больше времени, чем на старый. Монтаж трубчатых блоков на льду затруднен, требует работы на морозе. Вы совершенно не справились с переправкой труб на передний край участка. Доставленные трубы оказываются непригодными для новой глубины. Их приходится или обрезать, или надставлять. Появились новые операции! И это называется рационализация! Пока вы добились только вот чего, — Ходов опять потряс перед Алексеем злополучными сводками. — Когда же это вас чему-нибудь научит?— Я учусь. Все время учусь, Василий Васильевич, и в том числе у вас.Дядя Саша отошел от иллюминатора, пряча в усах улыбку.Ходов согнул узкую спину и, заложив за нее руки, спросил:— Вы, что же, все еще, прошу прощения, настаиваете на продолжении своего провалившегося опыта?— Я настаиваю на завершении нашего опыта и на переходе всего строительства на новый метод, который мы разработаем.— Это упрямство! — Ходов впился в Алексея холодным взглядом.— Может быть, это упорство, Василий Васильевич? — вмешался дядя Саша. — И, пожалуй, хорошее упорство. А?Ходов закусил губу.— В Москве я вынужден буду доложить, что переброска, равно как и вытаскивание труб, не обеспечена специальными машинами. Строительство не сможет перейти на новый метод при существующей механизации. Заменять труд машин человеческими мускулами, возвращаться на десятилетия назад мы не будем. Об этом своем решении я и считал необходимым поставить вас, Алексей Сергеевич, в известность. Работы на вашем опытном участке смогут продолжаться, как я полагаю, лишь до моего возвращений из Москвы. На это время, поскольку инженер Карцев все еще будет занят только своим опытным участком, руководство строительством возлагаю на вас, товарищ Терехов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141