Кабаков Александр
Поздний гость
Александр Кабаков
Поздний гость
История неудачи
А что сверх всего этого, сын мой, того берегись:
составлять много книг - конца не будет,
и много читать - утомительно для тела.
Книга Екклесиаста, или Проповедника,
глава 12, 12.
1
Есть много причин, по которым я начал это писать - кстати, совсем не будучи уверенным, что тех же причин хватит, чтобы и закончить. Более того, уже сейчас я знаю, что завершить начатое, а не бросить на середине будет очень трудно. Тем не менее, нисколько не задумываясь о будущем (вот и первая ложь, каких будет здесь еще полно - на самом деле очень даже задумываясь, но все же решил начать, потому что больше делать нечего, приходится), сразу приступаю к рассказу о том, откуда, почему и каким образом возникает в данный момент (когда я пишу) то, что вы в данный момент (другой? но ведь тоже данный, подумайте сами) читаете.
Нет, не сразу. Сначала отвлекусь для более подробного рассуждения на тему, слегка затронутую в предыдущей фразе.
Действительно, смотрите, что получается. Вот я пишу сейчас то, что пишу. Испытываю в это время жуткое количество ощущений - нога почему-то болит, например, хотя, вроде бы, не ушибал и не подворачивал - и чувств - главное из которых несколько отчаянная решимость, всегда сопутствующая началу работы; думаю о многом - прежде всего, конечно, об этой чудовищной фразе, но и о предстоящем звонке, и черт его знает о чем еще, включая общий план сочинительского предприятия, который, естественно, как бы я ни пытался действовать спонтанно, имеется; одновременно прислушиваюсь к установившейся в доме полной тишине, всегда, с детства, меня пугавшей, из-за чего не мог и не могу выносить одиночества, а отсюда множество житейских глупостей и общая интеллектуальная поверхностность... И перечисленное - только ничтожная часть того, что можно было бы бесконечно перечислять. Сижу, шлепая по клавишам одной рукой, между прочим, левой, так как я переученный в школе левша, а правой подперев щеку, и пытаюсь нечто описать.
А вы в это самое время заняты чем-нибудь, совершенно не имеющим к состоянию моему и действиям отношения. Телевизор смотрите, едете в метро, разговариваете с кем-нибудь или читаете газету. Можно даже тщеславно допустить, что читаете не газету, а какой-нибудь другой мною же написанный текст.
Прошли годы, как обозначали смену ситуации в титрах старых фильмов. И, предположим, я закончил эту книгу, захватил врасплох беднягу издателя, боящегося отказать - а вдруг хорошо пойдет или премию какую-нибудь огребет, да и просто неловко отказывать постоянному автору - и выпустил написанное. Долго кропал, так что к концу не только находился совершенно в ином настроении души и ума, чем нахожусь сейчас, но даже просто забыл суть этого начала, о чем тут речь идет, и лишь немного восстановил в памяти при последней вычитке, да и то текст уже воспринимался как чужой. Что вполне объяснимо: болела уже не нога, а, очень вероятно, голова; никакой решимости уже не было, а была, как обычно перед сдачей, только радость освобождения - уж что получилось, то получилось, закончено; о фразах думал только узко технологически, так как общую интонацию уже не изменишь, хорошо бы хоть явные повторы убрать. К тому же предстоял не звонок - который, a propos, пока я предыдущий абзац заканчивал, уже состоялся, а встреча, и не тишина меня мучила, а, к примеру, серый утренний свет донимал, который я тоже ненавижу... А пока длился издательский цикл, я и вовсе о книге забыл, занялся совсем другими делами. Уж не говорю о том, что - бывает и так, особенно в соответствующем возрасте - увы, вообще незадолго до выхода, скоропостижно... Ладно, не будем произносить. Вы понимаете?
Короче, книга вышла. И вы ее купили. И сейчас как раз читаете это место. И уже, конечно, никаким образом не можете вспомнить, если бы даже и постарались, что вы думали и делали тогда, когда я это писал - то есть сейчас, в двенадцать часов пять минут субботнего январского дня.
Что же это получается? Получается, что я нечто рассказываю человеку, который услышит это спустя такое время, как будто между нами космическое расстояние. Однажды я разговаривал со своей покойной матерью из Австралии, из телефона-автомата. И она никак не могла приноровиться делать небольшие паузы между моим ответом и своим следующим вопросом, а делать их было необходимо, потому что между перекрестком возле отеля "Южный крест" в центре Мельбурна и квартирой возле метро "Ботанический сад" в Москве много тысяч километров двадцать? или около того? - и электрический сигнал идет заметное время, полсекунды, пожалуй. Какое же расстояние получается, если так считать, между мною, сейчас пишущим, и вами, достопочтенный мой читатель, это читающим, если слова идут годы? Как до какой-нибудь Кассиопеи, ей-богу. Хотя вполне можно предположить, что в момент написания вы находитесь за стеной, в соседней квартире нашего рушащегося, загаженного бомжами дома.
Какой там Эйнштейн...
2
Впрочем, все это совершенно не относится к делу. А дело состоит в том, что я намеревался объяснить, почему и зачем принялся за эту книгу... Опять немного споткнулся на последнем слове. Может, совсем не в книге вы это будете читать, а в "толстом" журнале, которые выжили несмотря на объявления о их смерти и, думаю, еще долго проживут. Скорее всего один из них, который я уже, понятное дело, имею в виду, это и опубликует.
До того, как я приступил к этому сочинению - ненавижу современное слово "текст", хотя иногда и употребляю, - я попробовал продолжить свою обычную практику. Придумал некий рассказ, написал сколько-то, но, как это и раньше бывало, бросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43