Лекс, радуясь возможностям, которые су лила передислокация сил, улыбнулся сержанту. Юрон был не из робкого десятка. И Вонре-тера, по всей видимости, тоже можно было подвигнуть на великие дела.
От внимания Ери улыбка Лекса не ускользнула, и Бифф отметил охватившую его тревогу.
Уж очень он беспокоился из-за столь презренного брата. По всей видимости, неспособность Лекса контролировать себя вызывала у Ери приступы дурноты…
«Как тонка грань, — размышлял Бифф, — отделяющая ненависть от любви..-. Между враждой и восхищением! Или даже… низкопоклонством, обожанием. Страстью!»
Ах да, Ери преследовал какую-то абстрактную мечту о «справедливости», но он не узнавал паучий рисунок в собственной душе. Он не сумел понять собственного внутреннего запутанного клубка.
Центром внимания веры Ери, когда он еще ходил под стол, был Император.
К этому образу позже присоединился Ро-гал Дорн.
Но потом это искаженное пристрастие перенес он на Лекса… как средство выражения доблести и благочестивое(tm) десантника.
В конечном итоге представлялось, что эта благочестивость была вовсе не такой чистой, как он себе это представлял.
Биффа вдруг осенило, что Лекс, как это ни покажется странным, был для Ери «заменителем» далекого Императора, которого он видел в своих странных снах. Лекс стал заменителем, который всегда находился рядом и который представлял аристократическое пре-восходство и безжалостное презрение. Пре-зрение было тем чувством, которое должен испытывать Император к простым смертным ради всей человеческой расы и ее будущего. Несправедливость внутри огромного полотна реальной триумфальной добродетели…
Ни в коем случае не мог Ери восстать против сурового Бога на Земле. Как не мог он позволить себе проявить хоть каплю сомнения или злости. На самом деле негодование было бы столь же бессмысленным, как и обида блохи на поведение медведя, в чьей шерсти она завелась.
Несомненно, Ери испытывал горечь антипатии к Нему-на-Земле, которому должен был служить и поклоняться. Лекс был мишенью для его темной злобы, в которой он боялся признаться самому себе, и которая сосуществовала в глубине души Ери рядом с обожанием.
Все это означало, что в случае гибели Лек-са под удар ставилась бы вся вера Ери. Оказалось бы, что объект его пылкой страсти предал ого, проявив фатальную хрупкость. Так без труда можно скатиться и до прямого святотатства.
«Ну и ну», — подытожил Бифф, уверенный и правильности своих умозаключений.
Ладонью в перчатке похлопал он приклад своего молниемета.
«Имя Мегабога — Смерть…» — напомнил он себе. У него и мысли не возникло о том, чтобы об этой странности веры Ери доложить капеллану. Об этом он никому не расскажет.
Хотя должен, но он не сделает этого.
Таким образом, Бифф, в свою очередь, будет выступать защитником Ери. Такой поворот событий здорово позабавил его. Только у него, бывшего подонщика, доставало мудрости понять сердце Ери. Но он ни в коем случае не подставит Брата Веленса. Бифф будет тайным защитником, и об этой его добровольной обязанности не будет знать никто, кроме Ро-гала Дорна. Это будет куда благороднее, чем вульгарная, выставляемая напоказч охрана Ери смазливого Лекса, чем его раболепие с привкусом ненависти.
Только тут Бифф понял, насколько сильно он сам опутан липкой паутиной братства…
Предположим, один брат умер. Но все они трое так тесно связаны с судьбой каждого из них в отдельности. Тогда, возможно, все трое будут обречены на смерть. Возможно, в этом есть болезненная неизбежность. ,"Имя — Смерть, — ясным голосом проговорил Паук у него в голове. — Смерть — имя».
Бифф услышал те же самые слова. И произнес их не Рогал Дорн, но кто-то далекий и позабытый. Возможно, это прозвучал голос самого Некромонда, мира смерти, откуда, как ему казалось, он убежал, и который все же достиг его через годы и расстояния, измеряемые парсеками.
Биффа захлестнула жуткая волна суеверного страха, которая потрясла структуру его здравомыслия, стоившую ему такого огромного труда.
Свободной рукой он изобразил в воздухе знак заклинания и без особых надежд прошеитал молитву, в которой, к тому же, перепутал слова:
— Паучий дух, не предавай меня. Рогал Дорн, пролей на меня свой свет.
В мыслях он согрешил. Он додумался до немыслимого. Его чересчур проворный ум по косточкам разобрал мотивы Ери. Этим поступком он дерзнул усомниться в верховности Императора и Примарха, не так ли?
Совершив только одну замену… использовав Ереми Веленса в качестве своей воображаемой модели…
Татуировка на лице Биффа страшно чесалась, как будто ее рисовали заново, обводя контуры кончиком острого ножа, едкой кислотой и краской.
«Разобрать, — подумал он с легким головокружением. — Разрушить. Сломать».
Искать и учиться, всеми средствами, но главным образом разрушать; чтобы накормить голодного Паука… который больше не казался ему реальным воплощением мудрости, благодаря которой Бифф постигал скрытые образы, но стал инстинктивной силой, жаждавшей во что бы то ни стало выжить, круша и проливая инопланетную кровь.
Кулаки должны проявлять смекалку.
Но ум и смекалка в конечном счете были самообманом.
Бифф похлопал Ери по бронированному плечу.
— Не теряй веры, брат, — предупредил он. Ери, не заметивший безумной улыбки Биффа, не понял его. Иначе и не могло быть.
— Лекс никуда от нас не денется, мы не отдадим его в лапы смерти, — ответил Ери. Он говорил так, как если бы уже увлек Биффа в свое дело, убедив его стать вторым телохранителем божественного Лександро Д' Аркебуза.
Хотя, с другой стороны, возможно, это был вполне адекватный ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87