Ну, в смысле, на какое время?
– Пятнадцать минут, мистер Соул. Они должны просто сбросить чемоданы с вертолета.
– А как же тогда вертолет?
– Как только сбросят, сразу полетят за нами. Они уже должны быть в нескольких километрах от места взрыва.
Когда второй стальной чемодан скрылся под водой, Жиль повел вертолет в сторону от плотины к находившимся на расстоянии четырех километров деревьям.
Как только они поднялись над первой стеной растительности, в плексигласовом стекле вертолета появилось несколько отверстий размером с монету.
Нижняя челюсть пилота отвалилась.
Разлетелась брызгами крови и осколками костей.
Он рухнул всем грузным телом на рычаг контроля высоты. Из того, что осталось на месте его рта, донеся булькающий всхлип, схожий с блеяньем овцы.
Подобно воде, переполнившей кувшин, машина устремилась к земле.
Билли перехватил тело Жиля, но деревья были уже слишком близко. Ударившись, пропеллер срезал несколько ветвей и разлапистых листьев, прежде чем они перевернулись и повисли.
Разбитая машина повисла в лианах, истекая горючим. Бензин еще не вспыхнул. Но во всем теле вспыхнула боль.
Билли справился с нахлынувшей тошнотой, вызванной видом раздробленных костей, и распахнул аварийный люк. Он посмотрел вниз, в бесконечные ярусы и переплетение ветвей. Ярко-красные макао расплескались по листве, точно пятна крови.
Сжигаемый москитами, голодом и тропической лихорадкой, Раймундо, третий из партизан, выполз из-под прикрытия леса к надводной глыбе плотины.
Он пытался разглядеть, куда упал вертолет этого подонка Пайшау. Но так и не смог.
Зато он услышал шум в вышине, на вершинах деревьев, который вскоре смолк. И угрюмая улыбка осветила его лицо.
Автоматическая винтовка дрожала в руках. Он повернулся спиной к лесу, направляясь в сторону дамбы, к ее бетонной полосе, бесконечно простиравшейся на восток.
Как же он ненавидел ее. Какой горькой, чистой, беспримесной ненавистью. Все эти дни, продираясь сквозь джунгли, он стремился к ней неустанно, – и только она, конечная цель последнего путешествия, светилась в сознании партизана оранжевым, раскаленным барьером. Даже черви, копошившиеся в ранах, не значили сейчас ничего, не отвлекали его от этой ненависти.
Уже издалека вытягивалась она, плотина. По одну сторону затапливая мир, по другую – удушая его.
Затем произошло то, что должно было произойти, но чего Раймундо никак не ожидал: у него на глазах дамба расцвела ослепительно-золотым солнцем, на которое было больно смотреть.
Он инстинктивно отвернул голову.
И золотое солнце передвинулось вместе с его головой, хотя свет на самом деле уже исчез в клубящейся туче грязи и пены.
Землю вырвало из-под ног, и сокрушительный удар вихря швырнул его навзничь.
Раймундо вскочил, бросаясь назад к лесу. Испуг и удивление овладели им. В лесу он рухнул, теряя последние силы. В глазах так и остался стоять огненный цветок – он сиял энергией его ненависти и таял по мере угасания сил.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
И вот в конце концов наступила неизбежная развязка.
Когда первые тела уже стали тереться прямо о мокрую стену соломенной хижины, Брухо произвел своим птичьим носом звук, который, верно, мог издать бык, страдающий астмой. Таким образом он дал танцам отбой. Затем покрытый татуировками старик возвысил голос до предела. Даже Соул, незнакомый с языком шемахоя, понял, что слышит гранд-финал мифологического эпоса индейцев.
Последовало молчание: толпа стихла. Прощально взмахнув кустиком оранжевых перьев на лобке, Брухо исчез в хижине.
Остальные индейцы осадили дверной проем, при этом француз остался где-то на периферии. Крепкие ягодицы-альбиносы ярко белели среди дубленых коричневых задниц.
– Пойдем, еще раз поговорим с ним.
Игра светотени на потных мужских телах гротескно преобразила их отороченные перьями гениталии. И вот, оказавшись в окружении чужаков, не менее чуждых ему существ, чем пришельцы Сферы, Соул проталкивался через толпу индейцев к своему приятелю.
– Пьер…
Француз повернул голову и, узнав его, ответил кивком. Глаза у него были широко распахнуты, не иначе как из-за наркотика: зрачки расширены так, что затопили радужную оболочку. Соул опустил взгляд ниже, оценивая новое одеяние приятеля. У Пьера, оказывается, был гульфик из перьев голубого цвета! Интересно, что бы сказала на это Айлин? Но Соул тут же выкинул эту мысль из головы как недостойную.
– Ты понял – вода уходит! Понял, Пьер? Плотина рухнула. Все кончено. Капут.
– Quoi?
– Дамба взорвана. Слышишь, Пьер? Разве ты не чувствуешь, как тянет по ногам вода?
Пьер вел себя как ребенок. Он уставился непонимающим взглядом на воду, затем нагнулся и тронул ее рукой. Засунув руки по локоть, он пошарил под водой.
– Шемахоя спасены. И плесень тоже.
Крик, полный боли, прорезал ночь. Этот крик раздавался из хижины. За ним последовало неразборчивое бормотание Брухо, и толпа всколыхнулась, как воды.
Соул схватил Пьера под руку и потащил его прочь.
– Какого черта – что это?
– C'est une cesarienne, vous savez…
– Кесарево? Ты что, хочешь сказать, старик оперирует эту несчастную?
Пьер закивал с воодушевлением.
– Но он же убьет ее, он совершенно спятил. В таком состоянии! Он даже не соображает, что делает.
– Oui, mais la pierre est coupee…
– Камень расколот?
Этот Брухо, значит, должен был рассечь чрево беременной женщины, как разбивают орех, чтобы достать сердцевину.
Новый крик всколыхнул толпу.
– Что за камень? – продолжал допытываться Соул.
Однако он уже получил ответ. Это была шемахойская легенда о том, как появился мозг. Соул пытался вспомнить, что тогда случилось, по дневнику Пьера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77