— Я хочу заглянуть в тебя.
— Хм… Желаешь проинспектировать мои мысли?
— Не мысли. Я хочу знать, что ты несешь в своем сердце.
— Мои сердечные дела имеют какое-то отношение к вопросу?
— Область своих личных дел ты можешь от меня закрыть. В лучшем случае там опять обитает какая-нибудь всегалактическая принцесса. О худшем случае я умалчиваю. Хотя, раз речь идет о тебе, можно сразу ставить на худшее — не ошибешься.
Он помолчал, прищурясь, затем произнес медленно:
— А вдруг принцесса захватила все здание, от подвалов до чердаков?
Она наконец-то улыбнулась, скептически изогнув бровь.
— Вот-вот. Рассказывай ей эти сказки. Очень способствует. Только я-то ведь знаю — ни одной женщине, ни смертной, ни бессмертной, не захватить полностью твоего сердца. Увы, увы! Нам не приходится мечтать даже о его половине — разве что о каком-нибудь заброшенном уголке.
— Надо ли тогда блокировать от тебя какой-то заброшенный уголок?
— Думаю, надо.
— Ты боишься?
— Просто не интересуюсь.
Стоит ли признаваться мужчине, что не хочешь заглядывать в тайники его сердца потому лишь, что даже теперь, спустя тысячелетие, боишься не найти в них себя?
— Будь по-твоему. Смотри.
Они стояли с минуту молча, словно отгородившись прозрачным колпаком от остального мира, просто глядя друг другу в глаза. Потом она опустила взгляд и неопределенно усмехнулась, качнув головой. Выдержав паузу, сказала:
— Уговорил. Пожалуй, я согласна тебе помочь.
— Само собой. Таков был уговор.
— Скрепленный подписью, печатью и нерушимой клятвой?
— Нет, только твоим словом.
— Не жульничай. Я сказала «может быть».
— Выходит, я ослышался? Или кто-то другой произнес только что «я согласна»?
— Ладно. Будет тебе корабль.
Она поглядела в том направлении, где его спутники, сидя на травке, отдавали сейчас должное сотворенному ею обеду. Любопытное зрелище представлял собой со стороны насыщающийся Бол Бродяга: его руки подносили пищу корту, и та исчезала в нем, совершенно непостижимым образом достигая, видимо, тех элементов организма, куда пище следует отправляться после попадания в рот.
— Это твой будущий экипаж? — спросила Стел.
— Там поглядим, — отмахнулся он. — Ты, я надеюсь, не против, чтобы приступить прямо теперь?
Она лукаво прищурилась, чуть дернув плечом.
— Торопишься? Но ты ведь, кажется, хотел отведать мою стряпню?
— Я сказал «может быть». Не стоит нагружаться перед работой. — Он деловито посмотрел на солнце. — Думаю, я могу рассчитывать на сутки. Как считаешь, уложимся?
— Если не отвлекаться, управимся к утру. В спокойном ее ответе прозвучала едва слышная горькая нотка.
— Подробности обсудим по ходу дела, — заключил Карриган, словно не заметив этой нотки, и развернулся, внимательно оглядывая поляну и что-то прикидывая в уме. Потом отошел к пирующим и, взяв бесцеремонно за края скатерть с обедом, скомандовал:
— Примите кувшины.
— Зачем это? — удивилась Рейчел, оторвавшаяся только что от куриной ножки, держа теперь ее в руке, как маленький жезл.
— Иначе упадут.
Кувшины были торопливо подхвачены, после чего Карриган отбуксировал скатерть, роняя по дороге блюда, под деревья у края поляны.
— Я буду занят примерно в течение суток, — сказал он подтянувшейся следом за скатертью троице. — В вашем распоряжении окрестности, на поляну прошу не выходить в целях вашей же безопасности.
— А какого хрена нам тут ждать? — любезно поинтересовался Петр.
— Репчатого, — не менее любезно отозвался Карриган, уже направляясь к противоположному от Стел краю поляны. В принципе, ничто не мешало Петру удалиться прямо сейчас в любом выбранном им направлении, не дожидаясь явления загадочного репчатого хрена. Тем паче, что никакая погоня ему в данной местности наверняка уже не грозила, а именно к этому он, как помнится, изначально стремился. Однако уходить он никуда не стал, а вместо этого опустился на траву рядом с Болом и Рейчел, и они все вместе молча продолжили трапезу, наблюдая между делом за происходящим на поляне. Поначалу, правда, ничего сверхъестественного там не вершилось: Карриган и Стел уселись на разных концах поляны лицами друг к другу и сидели так, не шевелясь, словно окаменели или скорее — уснули среди бела дня с открытыми глазами.
— Медитируют, — предположил Бол Бродяга, запивая это свое предположение вином из резного металлического кубка. Вино, как перед тем и пища, таинственно кануло в пустой промежуток позади его рта.
— Это у них такой бесконтактный секс, — выдала свой взгляд на происходящее Рейчел.
— Кто о чем, а обезьяна — все о бананах, — пробурчал Петр, опуская медленно на землю свой кубок и глядя пристально куда-то в центр поляны: там над самыми верхушками трав начало возникать бледно-золотое мерцание. Остальные также отключились временно от трапезы и стали наблюдать за странным атмосферным явлением, позабыв о комментариях. Мерцание постепенно разрасталось, принимая форму легкого золотого облака, внутри которого зарождалось что-то зыбкое, неясное, едва пока уловимое для глаза. Но происходило это таинственное зарождение очень медленно. Так что зрители, понаблюдав какое-то время, в конце концов вернулись к трапезе, не забывая, однако, поглядывать между делом на поляну.
Капризное время, имеющее обыкновение то мчаться, как экстренный поезд, то ползти наподобие улитки, а порой и просто бессовестно спать, струилось ленивой медленной рекой над заповедным уголком земной природы. Изысканный обед был уже давно съеден, вина выпиты, и солнце пробиралось уже сквозь верхушки деревьев к горизонту, когда золотое сияние заняло все пространство над поляной, окутывая собою нечто пока необъяснимое, сложное и изменчивое, растущее там, внутри, вспыхивая, перетекая и застывая в гармонии все новых форм и деталей, слой за слоем, как бы возводя себя самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102