Но угрызений совести Степан не испытывал: слабо, что ли, ей было, сладенькой, исчезнув, захватить с собой хоть пару девочек? Те, спотыкаясь, бежали со всех сторон в дверь, в то время как воздух уже содрогался от рева волны, захватившей полнеба, вздергивавшей, словно мелкие камешки, туши усыпавших ее путь проглотов.
Но вот и последняя пташка ныряет в дверь – старик, пропустивший всех, подталкивает ее и оборачивается: Степан с Туазой уже рядом, а вот Экселенц с охраной, как ни странно, стоят в стороне, словно отмороженные, слившись с толпой созерцателей, в точности их повторяя. Впрочем, чему удивляться – и у этих наверняка есть трансверсоры, которые они медлят использовать до последней секунды.
– Давай! – Степан толкает через порог Туазу. – И вы! – Старик делает шаг, и в этот миг набережная содрогается, уходя из-под ног. Степан видит, как начинает рушиться, проваливаясь, лестница, как летят сверху мраморные глыбы, и резко надвинувшаяся водная толща успевает оросить лицо первыми брызгами.
Вот о какой гибели он мечтал.
Но в этот миг его хватают и выдергивают вовне.
Глава 7
СМЕРТЬ В ТРАНСВЕРСИИ
Упав ничком на ровный пол, Степан резко обернулся, уверенный, что вслед за ним в дверь хлынет бешеный поток.
И словно очнулся: никакой двери позади не было. Он лежал в центре небольшого роскошного зала, кругом толпился спасенный народ – и ведь поди ж ты, довольно много! Была здесь и Туаза, и старик – надо же, и он успел! Но выдернули его из-под самого носа у ревущего хаоса не они: рядом стояли все те же два ординарца, только что его отпустившие. Сам Экселенц находился тут же, напротив Степана, и смотрел на своего беглого агента без малого по-отцовски.
– Как вы успели и меня вытянуть?.. – только и спросил Степан. Он же видел их на набережной за несколько секунд до конца, застывшими в состоянии, наподобие шокового.
– Ну не мог же я позволить вам вновь ускользнуть! Пришлось удалиться чуть раньше, чтобы успеть вас сцапать, – он улыбнулся, затем глубоко, удовлетворенно вздохнул: – Д-а, признаться, редкостное было зрелище!
– И куда же я, по-вашему, мог ускользнуть? – поинтересовался Степан, поднявшись с пола. – На тот свет, что ли?
– Не прибедняйтесь, дорогой мой Степан, не прибедняйтесь! Какой там «тот свет»! Кого-кого, а уж вас бы выкинуло на поверхность. Если бы мне сообщили, что на Ольвьере после катастрофы выжил лишь один человек, я бы ни на секунду не усомнился, кто он. – Говоря это, Экселенц с улыбкой оглядывал толпу спасенных. – Женщины, женщины, – сказал он чуть нараспев, скользя взглядом по гибким телам танцовщиц, потом с интересом взглянул на Степана: – Ваша слабость?
– Как это вы догадались?
– Сначала на Морре, – стал объяснять Экселенц, словно не уловив сарказма, – они же вас там убивали, признайтесь, ну, ведь пытались! Из кожи лезли, чтобы вас прикончить! А вы им взамен дали возможность ускользнуть, передислоцироваться куда-то в другое место, еще порядком поморочив нам головы. И теперь – мог ли я подумать, что заполучу на Ольвьере вместе с вами целый гарем! Надеюсь, вы не намерены оставить их всех при себе?
– Ну, хватит! – сказала вдруг Туаза, выступив вперед. Глаза ее полыхали смурным, нехорошим огнем, но, господь свидетель, какой беззащитной выглядела она в нагом виде! Обманчивое ощущение. – Потрудитесь выдать мне одежду! – сказала, нет, приказала Туаза. – И будте добры учесть, что я не пострадавшая с Ольвьера. Мы попали туда со Степаном после совместной операции по освобождению заложников.
У Экселенца тихо отвисла челюсть.
– Так это что, выходит, – обратил он к Степану округлившиеся глаза, – ваша напарница?.. – И вдруг, перхнув, зашелся неудержимым гомерическим хохотом, который Туаза пережидала молча, играя скулами.
– Ну, будет вам, будет, – сказал Степан, понимавший, с одной стороны, Экселенца: его озабоченный сотрудник берет себе в напарницы такую кралю да заранее раздетую – для удобства, значит, чтобы попутно, так сказать, без отрыва – где приспичит, там и вставил. А с другой – начиная догадываться, откуда берет начало женская ненависть ко всему мужскому роду.
Но Экселенц так и не смог остановиться: продолжая хохотать, он слабо махнул рукой своим людям – мол, дайте ей, чего просит, и вообще разберитесь тут, а сам пошел из зала сквозь расступающихся танцовщиц, сгибаясь по пути от смеха чуть ли не пополам. Так несерьезно повел себя этот гениальный политик, бывший таковым до тех пор, пока дело не касалось женщин. Глядя, как он удаляется, Степан вспомнил их предыдущий, казавшийся теперь таким давним разговор о проблемах с Моррой: «Сами понимаете, сколько смеха вызвало их заявление!..» Неужели он забыл, каким боком вышел ему потом этот смех?
Однако, встретившись уже немного позднее с Экселенцем в его кабинете, он не стал выкладывать ему свои соображения по данному вопросу: у каждого человека есть свой пунктик, по поводу которого его не имеет смысла переубеждать. У Степана это, допустим, была любовь к женщинам, у Экселенца же, наоборот, – их уничижение. Вот и теперь, пригласив его для разговора о предстоящем деле, Экселенц и не подумал позвать Туазу, хотя та представилась ему напарницей, чего Степан, кстати говоря, не отрицал. Не то чтобы он мечтал вновь иметь ее под боком, тем не менее отдавал должное ее бесспорным талантам, в отличие от Экселенца, воспринимающего подобного партнера весьма узконаправленно. Однако, хоть Степан и решил не поднимать этого вопроса, Экселенц сам с него начал.
– Куда мне прикажете девать эту вашу так называемую напарницу? – с места в карьер спросил он именно о Туазе, хотя существовала еще проблема с куда большим количеством танцовщиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87