Лучше бы меня тогда разорвали псы, чем пала тень вашего подозрения!..Глаза шерифа увлажнились, причем не притворно: он в самом деле предпочел бы псов перспективе попасть на ужин к Лорду.— Итак, лучше бы тебя разорвали… — как бы в приятном размышлении об этой картине произнес герцог. — Что ж, это никогда не поздно устроить. Помни об этом.Он сделал знак, и кугуары нехотя опустили оружие. Плечи шерифа непроизвольно расслабились и обвисли.— Так и быть, — решил Трабан, — я даю тебе последний шанс доказать свою преданность: раскрой этот заговор, раздобудь мне факты и назови имена. Только это поможет снять с тебя подозрения. Помни, что на одной чаше весов находятся преступники, на другой — твоя голова. А теперь ступай.Шериф поднял голову: на лице его отразилось ярое желание уже сейчас обозначить преступников, в глазах читалось: кугуарам нельзя доверять! Вот что хотел крикнуть шериф, но попятился, не отводя взгляда от двинувшихся на него ощетиненных псов. Мегасобаки словно почуяли, на кого он только что свалил вину за свою трусость.Допятившись до дверей, Враньеш развернулся и сломя голову бросился вон из покоев, подальше от страшных тварей, жуткого герцога и от его ненавистной охраны. Страх в душе постепенно сменялся возмущением: предали другие, а отвечать будет он. Головой! И отрубать ее не придется, потому что… Он вспомнил, чем питается Лорд, и сглотнул набежавшую дурноту. Враньеш был солдатом, может, и не самым смелым, но в меру осторожным и опытным, иначе герцог не приблизил бы его к себе. Но здесь на сцену выступали такие силы, находящиеся настолько за рамками всякого понимания, что мозг вместо поиска решений начинал пульсировать в смертном ужасе.Когда шериф оказался вне пределов чьей-либо досягаемости, его захлестнула черная обжигающая злоба. Дайте только срок! Ему надо во что бы то ни стало изловить беглого кугуара. И тогда он им всё припомнит. Погодите, придет время — он погрозил в потолок пудовым кулачищем. И этот тошнотворный страх припомнит тоже. Всё! Глава 11 Ф24, местное название — Барда.Берег реки Нестынь. Кром проснулся по привычке рано, чувствуя себя не то чтобы полным сил, но значительно бодрее: сон снял усталость и часть напряжения, несмотря на то, что спать пришлось на голой земле. Пленница же и вовсе провалялась в подобии забытья чуть не до середины дня: он ее не будил, поскольку рассчитывал еще какое-то время отсидеться в этом укромном месте.Продрав глаза, она поначалу вела себя тихо, ползала до ручья и обратно, оглядывалась и помалкивала, приходя в чувство. А потом вдруг — вот уж чего Кром совсем не ожидал! — принялась командовать.«Так, ожила», — подумал Кромвел, знавший для усмирения баб отличный способ, которым привык пользоваться везде, где бы их ни находил — а находились они не так уж часто, потому что от замка до ближайшего борделя было двое суток пути, а в немногочисленных деревнях баб прятали и стерегли почище золота.— Я Акина сан Плей Келли Монтанская! Слышишь ты, варвар?! — Кром наблюдал, как гордо она встряхивает волосами, демонстрируя некоторое величие. — И я приказываю тебе немедленно доставить меня в Огрин Огрин — столица Мантаны.

!«Трофей необходимо срочно обкатать, а то хлопот не оберешься», — решил Кромвел.Пусть юбок в окрестностях было мало, но он не пропускал ни одной, попавшейся на глаза (потому крестьяне их и прятали, зная об этой привычке кугуаров — хватать всё, что приглянулось и плохо лежит или бежит), имел в этом деле немалый опыт и не привык откладывать дело в долгий ящик. Он крепко прижал Гордую к варде, не оставляя ни грана пространства, ни малейшей возможности нанести удар в пах или в лицо — другие части тела (своего, естественно) его сейчас мало волновали. И неторопливо подготавливал позицию для решающего броска, заодно давая ей почувствовать свое превосходство. Он действовал, как опытный и уверенный в себе боец. Нажимая коленом, заставил ее развести бедра; подол куцего платьишка поддернулся вверх, и этого как раз хватило, чтобы мощным и даже безжалостным толчком войти в нее, преодолевая тугое сопротивление.Гордая не издала ни звука, только вытянулась всем телом. Кромвел почувствовал, как напряглись сухожилия у нее на запястьях. Гордая оказалась довольно сильной. Кром некоторое время оставался неподвижен, давая ей осознать новую ситуацию, и прихватил за волосы под затылком. Потом чуть отстранился, совсем чуть-чуть, чтоб она учуяла каплю свободы и надежду вырваться. И она принялась вырываться, извиваясь всем телом, а освободившейся левой рукой тут же попыталась выдавить ему глаз.Кром всем лицом зарылся в душистую груду ее волос, чувствуя смешанный запах варды и травы, растертой их возней, и не прекращал свое упрямое поступательное движение до тех пор, пока не совпал с ритмом ее брыканий. Это было хорошо, так хорошо, что и она наконец осознала это. И замерла. Стыд? Смущение? Растерянность? Кромвел тоже остановился, заглянул ей в лицо, в прозрачную глубину широко распахнутых глаз, потом чуть качнул бедрами — мол, ну что, давай, вырывайся — и она ответила…Кром почувствовал ее часто-частые сокращения и перестал сдерживаться, вонзаясь всё более мощно.И почти сразу стилет наслаждения ударил в подвздошье, пронзил позвоночник, рассылая по всему телу импульсы сладостной расслабленности. Тогда он коснулся губ Гордой и тут же отпрянул — рефлекс заставил уклониться от укуса. Но она не кусалась, лишь широко раскрытыми глазами смотрела на него в упор.Гордая отвела голову, буквально отбросила к левому плечу, и Кром уловил, как вдруг изменилось ее настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85