Однако как представители правоохранительных органов они были избавлены от этой процедуры и в сопровождении капрала Шарпантье немедленно пропущены через пару ворот, с жужжанием отворившихся перед ними, после чего попали в зону главного контроля. Меры безопасности все еще оставались жесткими. Полицейским пришлось подождать, пока ворота закроются за ними. Затем тюремный надзиратель, сидящий в закрытой будке, жестом велел Гриффину и Фитцу положить свои значки в укрепленный на вертлюге металлический лоток. Офицер подогнал лоток к себе, внимательно изучил идентификационные удостоверения, кивнул, бросил туда же два красных пропуска для посетителей и снова крутанул его, отправляя обратно.
Лишь после того как Гриффин и Фитц прикрепили пропуска к своим рубашкам, стальные ворота перед ними медленно отъехали, пропуская посетителей в замкнутое пространство, своего рода загон. Там им снова пришлось постоять, ожидая, пока ворота закроются сзади и очередные ворота откроются впереди. Только тогда они наконец на законных основаниях оказались в задней приемной «Олд Макс».
С полдюжины охранников расположились по периметру выстланного красными плитками помещения с белыми крашеными стенами. Слева находилась дверь, ведущая в камеры левого крыла здания. Дальше, за ней, размещался кабинет лейтенанта, где два надзирателя контролировали с помощью монитора банк камер особого режима, находящихся под неусыпной охраной. Прямо впереди был коридор, ведущий в кафетерий. А направо находилась комната для посещений, используемая тюремщиками для разных официальных процедур. Там, за дверью, сейчас сидел закованный в кандалы Дэвид Прайс. Снаружи перед дверью дежурили еще два надзирателя. Они подняли глаза на Гриффина, один раз кивнули, затем демонстративно уставились в сторону.
Неужели они думают, что он снова собирается напасть на этого типа? Или тем самым они намекали, что если такое случится, то им на это плевать? Похоже, Прайс держал всю тюрьму на ушах — и не важно, могли надзиратели что-то доказать или нет. Даже в тюрьме повышенно строгого режима заключенные добрых восемь часов в день проводили за пределами камеры — принимая пищу, работая, встречаясь с посетителями, болтаясь по двору и т. д. Другими словами — масса возможностей общаться с другими заключенными и масса времени, чтобы доставлять неприятности тюремщикам.
Да, это место поистине было слишком хорошо для Дэвида Прайса.
Капрал Шарпантье открыл дверь. Гриффин и Фитц последовали за ним.
Сидящий внутри Дэвид Прайс, в коричневатом тюремном комбинезоне, не походил на большинство узников. Впрочем, и никогда не походил. При небольшом росте пять футов восемь дюймов и весе сто пятьдесят фунтов, он все равно выделялся бы в толпе. Светло-каштановые волосы, темно-карие глаза, мягко очерченное круглое лицо — все это делало его похожим на семнадцатилетнего юношу, хотя ему было около тридцати двух. Не красавец, но и не урод. Приятный молодой человек — вот как охарактеризовали бы его женщины.
Пожалуй, даже Синди имела в виду именно это, сказав в тот первый день, когда он заглянул к ним:
— Гриффин, иди познакомься с нашим новым соседом Дэвидом Прайсом. Интересно, что делает такой славный молодой человек в таком месте, как это?
Сейчас сидящий в кандалах Дэвид Прайс опять улыбался.
— Хорошо выглядите, — приветствовал он Гриффина. Казалось, он не замечал ни капрала Шарпантье, ни детектива Фитца. Они не имели отношения к тому делу, которое сейчас занимало его. Гриффин это понимал, они, вероятно, — тоже. «Господи, смилуйся, убереги меня, не дай мне убить Дэвида Прайса».
А тот все улыбался. Дружеской, приветливой улыбкой. Так мог бы улыбаться паренек своему старшему брату. Это было очень похоже на Прайса. Он никогда не бросал открытого вызова, особенно тем мужчинам, которые были крупнее его. Он любил прикидываться закадычным другом, преданным учеником, верным товарищем. Он вел себя всегда уважительно, но не сентиментально, без нежностей. Он был любезен, но без слащавого лицемерия. Поначалу вы не придавали ему значения, потом он завладевал вашими мыслями все больше и больше, а еще через некоторое время вы понимали, что ищете его общества, даже ждете его похвалы и одобрения. И ситуация начинала потихоньку меняться. И менялась до тех пор, пока становилось уже не ясно, кто главный, а кто наперсник. Но, так или иначе, вы об этом уже не слишком задумывались. Потому что вам казалось, будто вы делаете что хотите — пусть даже раньше вам никогда не хотелось ничего подобного.
Мужчины любили Дэвида — он был для них идеальным другом, скромным и непритязательным. Женщины любили Дэвида — он был и для них идеальным другом, совершенно безопасным. Дети любили Дэвида — он был для них настоящей находкой, добрым дядюшкой, какого они никогда не имели.
Ну почему, почему Гриффин не убил его, имея такую возможность?
— Ну как, уже нашел замену Синди? — светским тоном осведомился Дэвид. — Или нет такой женщины, которая могла бы с ней сравниться? Должно быть, не так просто найти еще одну родственную душу.
— Заткни хлебало! — рявкнул на него Фитц.
— Расскажи нам о Сильвии Блэр. — Гриффин выдвинул стул, но не сел.
Дэвид склонил голову набок. Он был не готов к серьезному разговору. Гриффин на это и не рассчитывал.
— А знаешь, я скучаю по обедам в вашем доме. Я любил наблюдать вас вместе. Синди-и-Гриффин, Гриффин-и-Синди. Это убеждало меня, что в мире есть что-то настоящее. Надеюсь, что когда-нибудь вот так же кого-нибудь полюблю.
— Как его имя?
— Эй, Гриф, послушай, это немного невежливо, тебе не кажется?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158