Это забавно. Кто бы поверил, что все так здорово подойдет? — повторяет про себя любовник убитой женщины в пароксизмах припадочного веселья, лежа голым в кровати и сжимая в объятиях свою кожу.
* * *
Что-то растет, обретает форму.
— Мэри, откуда мы знаем, что это будет — хорошее или плохое? Мы вообще ничего не знаем. Вчера я был репортером в газете, сегодня… я в ответе за целую землю… никто никогда не узнает… может быть… что-то растет, обретает форму. Кто-нибудь видел такое прежде? Но вот оно — происходит. У меня на глазах. Уничтожить его или дать ему вырасти? Запихаю, пожалуй, в него бутылку из-под 7-Up. Интересно, откуда взялась эта штука? Появилась случайно? Или те, кто послали его сюда, сейчас наблюдают за нами? Или, может, оно разумно и само наблюдает за нами? Не важно! Если дать волю воображению, тогда мы точно сойдем с ума. Следует действовать, исходя только из очевидных фактов. Обходиться с ним так, будто оно здесь свое, пока не докажем обратного. Экспериментировать с ним осторожно. В соответствии с намеченным планом. Ведь мы с тобой — очень добропорядочные. Прикоснись к нему, Мэри, сожми его — и посмотрим, что будет. Мы замечательно повеселимся.
* * *
О, Алабама! Ты даришь нам столько счастья. Какая площадка для игр. Без единого слова ты снимаешь с себя ожерелье озер и надеваешь его мне на шею. Изумруды. Бриллианты. Рубины. Алабама, спасибо, мэм.
Но сейчас вечерний нью-йоркский свет льется на плюшевую обивку моего кресла. Квартира запущена: комья пыли под мебелью, стены все в трещинах, потолок — в разводах, обрывки скотча повсюду, полы вспучились, никакой еды нет и в помине. Внизу на лестничной площадке дрыхнет какой-то алкаш.
Когда начинает смеркаться, я включаю свет, и орды тараканов разбегаются по стенам, когда я перехожу из комнаты в комнату. Горечь скапливается во рту. Сегодня будет полнолуние. На долю секунды у меня из груди вырываются слабые язычки синего пламени. Хочется кого-нибудь удавить или что-то сожрать. Скитаясь по четырем комнатам, я умоляю со слезами на глазах — пожрать, хоть что-нибудь.
Отвратный разум вампира медленно перетекает из одной камеры пыток в другую, по пути полосуя тонкую паутинку-мембрану стен мозга бритвами, сжатыми в маленьких пальчиках на отростках крыльев (получаются длинные тонкие пузыри, похожие на красные сверкающие шары, что надуваются из разрезов на стенах), и вдруг замирает в укромной кромешной тьме, страшась затаившегося за углом ужаса. (Хотя ему, как и тысячам других, больше всего на свете хотелось бы парить в сумерках над океаном, у самой кромки воды, незримо и безобидно для всех и вся.)
Вампир, что живет один на последнем этаже в доме 173 по Элизабет Стрит, Нью-Йорк, лежит, обливаясь потом, на своих желтых простынях, его рот приоткрыт, зубы сжаты. Он смотрит на черный квадрат окна у изножья кровати и думает: «черная вдова», — и повторяет про себя каждую фразу, что приходит на ум. Все оттенки отчаяния в желтой галерее. Он отворачивается и плюет на стену, а потом сосредоточенно наблюдает, как плевок медленно стекает на пять дюймов вниз по стене. Дизайнер по интерьеру.
Мне нужна компания! Я начинаю компанию по оформлению. Украшу твои артерии плевками. Я люблю тебя! У меня тоже есть чувства. Ты живешь в мире иллюзий, но послушай меня — ты будешь счастлив — мы с тобой обретем друг-друга. Попробуй что-нибудь другое — теперь ты несчастлив, правда? (Косой злобный взгляд.) Слушай — слушай, это не я говорю, не я — у меня тоже есть мать, как у всех. Меня учили завязывать шнурки. Я не хотел быть таким, какой есть. Но все равно, посмотри вокруг — чем одно хуже другого? Я сам сделал себя таким? Если да, помоги мне — если нет, присоединяйся. Кто я, высокомерный брат Господа? Или софист? Мы здесь одни, в этой Нью-Йоркской пещере, в темнице, в замке — мы вне времени…
…Сейчас мы умрем. Может быть, в этот раз мы умрем навсегда. Мы будем вместе! Что есть у других? Телевизор. Здесь мы будем одни, в изысканном напряжении, предвосхищая желания друг друга. Днем мы задернем шторы и станем изучать гениталии друг друга перед зеркалом. Каждый таракан, каждый стакан, разбившийся в раковине, будет иметь значение. Мы купим помидоры и будем кататься на метро. Мы будем продавать путеводители по Алабаме.
Нас здесь ненавидят. Нас ненавидят везде. Мой сверкающий член выдается вперед. Все завидуют мертвым. Мы возмущаем их точно так же, как дети богатых возмущают детей бедняков. Мы — вдохновители евангелистов! Мы — искусители! Мы будем ненавидеть друг друга в открытую — и получать от этого удовольствие. Мы не будем ничего отрицать! (Я — рот, разинутый, как акулья пасть. Я тебя обожаю. Твои скулы, твои соски и запястья, нож…)
Люди ненавидят вампиров, потому что их не в чем винить. Вампир невиновен. Ему нечего терять. Но и вампиру хочется иногда быть другим. Он — безумец. Он лежит на кровати, парализованный полной луной, и предается фантазиям… На самом деле, когда он отведает ее крови, она больше уже никогда его не удовлетворит. Она сама станет вампиром. В моей агонии на желтых простынях. На меня сыплется мелкая пыль. Его мозг — словно смерч в пустыне. Песок попадает ему в глаза, и он матерится. Только так у меня можно вызвать слезы. Он тоскует об истинной смерти…. но именно в этом ему отказано….

О ЛЮБВИ
Говорят, тучные женщины — самые ненасытные в сексе, и я с этим согласен, хотя всякое слово, где есть «экс», сексуально. Взять хотя бы «экс»-"топор".
Сексуальная жажда вампира подобна сверкающей белоснежной пещере, где таящие стапятиградусные сталактиты капают на верхушки стапятиградусных сталагмитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14