Евгений Петров: «Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932)»

Евгений Петров
Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932)


Vitmaier
«Илья Ильф и Евгений Петров. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5.»: Художественная литература; Москва; 1961
Евгений ПетровРАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ, ФЕЛЬЕТОНЫ (1924—1932) Идейный Нинудыкин Вася Никудыкин ударил себя по впалой груди кулаком и сказал:— К черту стыд, который мешает нам установить истинное равенство полов!.. Долой штаны и долой юбки!.. К черту тряпки, прикрывающие самое прекрасное, самое изящное, что есть на свете, — человеческое тело!.. Мы все выйдем на улицы и площади без этих постыдных одежд!.. Мы будем останавливать прохожих и говорить им: «Прохожие, вы должны последовать нашему примеру! Вы должны оголиться!» Итак, долой стыд!.. Уррррра!..— И все это ты врешь, Никудыкин. Никуда ты не пойдешь. И штанов ты, Никудыкин, не снимешь, — сказал один из восторженных почитателей.— Кто? Я не сниму штанов? — спросил Никудыкин упавшим голосом.— Именно ты. Не снимешь штанов.— И не выйду голым?— И не выйдешь голым.Никудыкин побледнел, но отступление было отрезано.— И пойду, — пробормотал он уныло, — и пойду…Прикрывая рукой большой синий чирий на боку, Никудыкин тяжело вздохнул и вышел на улицу.Накрапывал колючий дождик.Корчась от холода и переминаясь кривыми волосатыми ногами, Никудыкин стал пробираться к центру. Прохожие подозрительно косились на сгорбленную лиловую фигуру Никудыкина и торопились по своим делам.«Ничего, — думал отважный Никудыкин, лязгая зубами, — н… н… иче-го… погодите, голубчики, вот влезу в трамвай и сделаю демонстрацию! Посмотрим, что вы тогда запоете, жалкие людишки в штанах!..»Никудыкин влез в трамвай.— Возьмите билет, гражданин, — сказал строгий кондуктор.Никудыкин машинально полез рукой туда, где у людей бывают карманы, наткнулся на чирий и подумал: «Сделаю демонстрацию».— Долой, это самое… — пролепетал он, — штаны и юбки!— Гражданин, не задерживайте вагон! Сойдите!— Долой тряпки, прикрывающие самое прекрасное, что есть на свете, — человеческое тело! — отважно сказал Никудыкин.— Это черт знает что! — возмутились пассажиры. — Возьмите билет или убирайтесь отсюда!«Слепые люди, — подумал Никудыкин, отступая к задней площадке, — они даже не замечают, что я голый».— Я голый и этим горжусь, — сказал он, криво улыбаясь.— Нет, это какое-то невиданное нахальство! — зашумели пассажиры. — Этот фрукт уже пять минут задерживает вагон! Кондуктор, примите меры!И кондуктор принял меры.Очутившись на мостовой, Никудыкин потер ушибленное колено и поплелся на Театральную площадь.«Теперь нужно сделать большую демонстрацию, — подумал он. — Стану посредине площади и скажу речь. Или лучше остановлю прохожего и скажу ему: прохожий, вы должны оголиться».Кожа Никудыкина, успевшая во время путешествия переменить все цвета радуги, была похожа на зеленый шагреневый портфель. Челюсти от холода отбивали чечетку. Руки и ноги скрючились.Никудыкин схватил пожилого гражданина за полу пальто.— П…п… прохожий… вввввв… долой… ввввв… штаны… вввввв…Прохожий деловито сунул в никудыкинскую ладонь новенький, блестящий гривенник и строго сказал:— Работать надо, молодой человек, а не груши околачивать! Тогда и штаны будут. Так-то.— Да ведь я же принципиально голый, — пролепетал Никудыкин, рыдая. — Голый ведь я… Оголитесь, гражданин, и вы… Не скрывайте свою красо…— А ты, братец, работай и не будешь голый! — нравоучительно сказал прохожий.Никудыкин посмотрел на гривенник и заплакал. Ночевал он в милиции.
1924 Гусь и украденные доски Рассказ провинциального поэта
Ксаверий Гусь обладал двумя несомненными и общепризнанными качествами: большим красным носом и не менее большой эрудицией. Первое было необъяснимо. Второе он заимствовал на юридическом факультете. До революции он был помощником присяжного поверенного. О своем былом величии он вспоминал редко, предпочитая довольствоваться величием настоящего. Впрочем, служба в Уголовном розыске не мешала ему петь баритоном (именно баритоном): «Во Францию два гренадера…» под мой аккомпанемент в нашем неприхотливом сельском театре.Я служил в «Югросте» районным корреспондентом. Служил честно и ревностно: разъезжал по волисполкомам и собирал животрепещущие сведения. В то, полное лишений, но от этого трижды прекрасное время я за день успевал бывать в разных концах моего района. В невозмутимых немецких колониях я рычал передовицы и хронику с клубных подмостков (систематическое проведение устных газет на местах). В безалаберных украинских селах я лихорадочно записывал в блокнот повестки дня очередных волсъездов. В степных хуторках я воевал со стаями одичавших собак. А сидя в подводе, нырявшей в желтых хлебах и зарослях кукурузы, под синим украинским небом я сочинял стихи. Все шло прекрасно, если бы не эта встреча. Эта встреча меня подкосила.Мы встретились с ним в Народном доме. Я сидел за пианино. Рядом со мною сидела она. Она была блондинкой и, занимаясь педагогической деятельностью в местной школе, незадолго до этого знаменательного дня покорила мое честное корреспондентское сердце. Он вошел в залу в сопровождении милиционера, смерил мою соседку с головы до ног и сказал своему попутчику свистящим шепотом:— А она недурна, эта блондинка.Потом он посмотрел на меня в упор и сказал:— Потрудитесь предъявить ваши документы.Несмотря на июльскую температуру и трехаршинный мандат в кармане, я похолодел.— Позвольте, товарищ, в чем дело? Кто вы такой?— Кто я такой? Это мне нравится, — сказал он, поглядывая на мою даму, — я начальник Уголовного розыска Первого района.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42