Композитор Макс пел между двумя полотняными штуками о том, что он, дескать, одинок и спасается от людей на глетчере. Потом пришла оперная певица Анита, и Макс полюбил ее.В антракте зрители снимали брюки и ими обмахивались.Анита ушла от Макса и сошлась со скрипачом Даниэлло. Негр Джонни (кстати, единственный в пьесе негр и единственный в пьесе негодяй) украл у Даниэлло его скрипку. Независимо от этого Анита ушла снова к Максу. Потом Даниэлло попал под поезд.«А ведь критик-то прав, — подумал я, — сюжетец — дрянь. Да и постановка неважная!»В остальном критик тоже оказался прав.
2 «Сын солнца» Опера 2 Государственный театр оперы и балета
«Ну-с, — думал я по дороге в театр, — советская опера должна резко отличаться от буржуазной».— Вы куда?Предо мною стоял теакритик.— На «Сына солнца». А что, разве все известно?— Конечно, все, наивный вы человек. Формула остается почти та же, что и для «Джонни»: музыка хорошая, поют неважно, постановка плохая, а сюжет дрянь.— В чем же разница, что-то не помню?— Как же, как же? У Немировича постановка лучше, а поют хуже. Здесь — поют лучше, а постановка несколько похуже.— Следовательно, сюжет и там и здесь…— До свидания. Спешу в цирк. В цирке обычно у меня рождаются лучшие мои оперные рецензии.И он убежал.А я сидел и поражался: до чего, собака, верно определил положение!На сцене фигурировали китайцы и европейцы. Китайцы ходили толпами. Европейцы разлагались. Страсть к «разложению» сказывалась в них настолько сильно, что они даже танцевали фокстрот, совершенно позабыв о том, что действие происходит в 1900 году, во времена боксерского восстания, когда в моду входила «полька-кокетка», а о «матчише» еще и не слыхивали.Дочка английского полковника полюбила китайского мудреца. Мудрец в свою очередь полюбил дочку. Мудрец проболтался ей о восстании и принужден был отравиться. Она, дождавшись последнего действия, выпрыгнула в окно. То ли для того, чтобы покончить с собой, то ли для того, чтобы присоединиться к китайцам и покончить со своим английским папашей.Перед последней картиной в фойе можно было видеть старушку в съехавшем на затылок чепце. Она подбежала к администратору и, задыхаясь, спросила:— Где же Гельцер?!— Какая Гельцер? — заинтересовался администратор.— Да балерина же, гос-поди!!— Тут, гражданка, балерина ни при чем.— Как ни при чем! Ведь это «Красный мак»? Балет?— Нет. «Сын солнца». Опера.— А почему музыка похожа? И сюжет похож? И обстановка похожа? И китайцы вроде как бы одинаковые?— А это, гражданка, обратитесь в Главискусство. Пущай там и разберутся, где «Красный мак», а где «Сын солнца». А мы, извините, больше насчет контрамарок.Плачущую старушку увезли.А сочинитель сюжета уже стоял на сцене рядом с композитором и раскланивался направо и налево.
1929 Записная книжка Алеша Безбеднов долго и уныло врал, что состоит кандидатом в члены коллегии защитников и что прием его в коллегию — вопрос двух-трех дней. Сперва Алеше верили, а потом перестали.С утра до вечера Безбеднов вращался среди писателей, провожал в кино писательских жен, укачивал писательских детишек, а иногда бегал по писательским делам в редакции журналов и, вызывающе стуча палкой, требовал у растерянных бухгалтеров писательский гонорар.Жил Безбеднов худо. То обстоятельство, что он вообще существовал еще на свете, можно было целиком и полностью приписать доброте писателей, которые его прикармливали и иногда давали немного карманных денег.— Вот видите, — сказал я однажды, встретив его, тощего и печального, на бульваре, — видите, до чего вас довело безделье.— Что же мне делать? — спросил он просто.— Подумайте хорошенько. Пораскиньте мозгами. Времени у вас много. Не может быть, чтобы взрослый сильный человек не нашел при желании профессии по вкусу. Подбодритесь, Безбеднов. И, ей-богу же, вы еще увидите небо в алмазах, как сказал Антон Павлович Чехов.— Чехов? — тускло спросил Безбеднов. — Это где же сказал, в записной книжке?— Нет, Алеша, в «Дяде Ване». Стыдно не знать этого.Безбеднов вдруг как-то странно посмотрел на меня, мигнул ресничками и спросил:— Значит, про эти, про алмазы, в чеховской записной книжке ничего не написано?— Не знаю, Безбеднов, не знаю. Я, должен вам заметить, не специалист по Чехову.Я не видел Безбеднова целый год. И вдруг…Я встретил его в кондитерской Моссельпрома. Свежий, пополневший, в приличной толстовке, стоял он возле стойки и поедал пирожные. Я, по привычке, оглянулся, ища глазами Алешиного мецената. Но мецената, к моему величайшему удивлению, не было.— Хотите? — спросил Безбеднов, вытирая губы. — Отличные пирожные. Ей-богу. Я угощаю.— Спасибо, не хочется. Но что с вами произошло? С каких пор?— Идемте в кино. Я угощаю. Ей-богу. Вот деньги. Сто рублей. По дороге все расскажу.Он схватил меня за руку и выволок на улицу.— Я начал издаваться. Ей-богу.— То есть как это — издаваться? Что вы издаете?— Я издаюсь, — вернее, печатаюсь в журнале «Северное сияние». Ей-богу. Что я печатаю? Записную книжку.— Какую книжку? Я никогда не видел, чтобы вы записывали что-нибудь в записную книжку.Безбеднов вытащил из кармана журнал, развернул его и сунул мне в руки.На верху страницы было написано:«Из новой записной книжки А.П. Чехова».— Вижу, — сказал я, — но при чем тут вы?— Читайте! — закричал Безбеднов. — Ей-богу. Скорей читайте. Сами увидите.И я прочел:«…Хорошо бы пьесу написать из жизни помещика…»«…Помещика зовут дядей Ваней. Это ясно…»«…Героиня — тоскующая девушка:— Мы еще увидим небо в алмазах. Мы отдохнем, дядя Ваня, мы отдохнем…»«…Хорошо бы рассказ написать из жизни врача…»«…Чудное название для рассказа:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42