(2) Сбрасывались статуи, изображения и все знаки почитания Максимина, и ненависть, прежде скрытая из-за боязни, несдерживаемая и освобожденная от страха, проявлялась беспрепятственно. Сенат, собравшись, прежде чем были получены точные сведения о Максимине, доверившись будущему на основании настоящего положения, провозглашает Гордиана с сыном Августами, а все, что связано с почитанием Максимина, уничтожает.
(3) Клеветники и те, кто выступал чьим-либо обвинителем, или бежали, или были убиты обиженными; управителей и судей, претворявших в жизнь его жестокость, чернь вытаскивала на улицы и сбрасывала в клоаки. Произошло также немало убийств людей, не сделавших ничего несправедливого; неожиданно врываясь в дома и понося как клеветников, грабили и убивали заимодавцев, своих противников в судебных делах и тех, кто по какой-либо незначительной причине вызывал ненависть. (4) Под прикрытием свободы и безнаказанности в мирное время происходили дела, обычные для гражданской войны, так что проконсула города (Сабин было его имя), бывшего не раз консулом, когда он хотел помешать происходящему, ударили дубиной по черепу, и он скончался.
Таково было состояние народа, а сенат, раз уж исчезла опасность страха перед Максимином, стал делать все, чтобы провинции отпали от него. (5) Повсюду ко всем наместникам были разосланы посольства, для чего были избраны мужи из самого сената и видные люди из всаднического сословия, а также ко всем были разосланы послания, объявлявшие мнение римлян и сената, увещевавшие наместников помочь их общей родине и сенату, а жителей провинций — повиноваться римлянам, которым издавна принадлежала государственная власть и для которых те с давних пор — друзья и подвластные. (6) Большинство приняло посольства и легко отвратило провинции от Максимина, чья тирания была ненавистна, убив тех, кто на местах занимал должности и был на стороне Максимина, они присоединялись к римлянам. Немногие же либо умертвили прибывших послов, либо под стражей отослали к Максимину, каковых он хватал и жестоко наказывал.
8. (1) Таковы были дела в городе Риме и таково настроение. Когда Максимину сообщили о совершившемся, он стал мрачен и сильно озабочен, но притворился, что относится к этому с {119} презрением. В первый и во второй день он спокойно находился у себя, советуясь с друзьями о том, что следует делать.
(2) Все войско, которое было с ним, и все люди, находившиеся в той стороне, узнали об этих известиях, и души у всех были взволнованы смелым поворотом в столь больших делах, но никто никому ничего не говорил, и всякий притворялся, что ничего не знает; таков был страх, что ничто не скроется от Максимина и что следят не только за тем, что передается словом или звуком, но даже знаками глаз.
(3) Между тем Максимин по прошествии третьего дня собрал все войско на равнине перед городом и, взойдя на трибуну (он принес с собой листок с речью, которую сочинил ему кто-то из друзей), произнес, читая, следующее: (4) «Я знаю, что если скажу вам недостоверное и неправдоподобное, то оно, как я полагаю, будет достойно не удивления, но шуток и насмешек. На вас и на ваше мужество поднимают оружие не германцы, которых мы часто побеждали, и не савроматы, каждый раз умолявшие о мире; персы, которые прежде опустошали Месопотамию, теперь успокоились, довольствуясь тем, что они имеют, так как их сдерживает ваша слава и военное мужество, известное им по моим действиям, которые они испытали, когда я командовал войсками на берегах. (5) Но ведь (разве не смешно сказать) обезумели карфагеняне и, уговорив или принудив к роли императора жалкого старика, в крайней старости лишившегося рассудка, забавляются императорской властью, как на праздничных шествиях. На какое войско полагаются они, у которых достаточно одних ликторов для обслуживания наместника? Какое носят оружие те, у кого нет ничего, кроме дротиков для борьбы со зверями? Хоры, насмешки и стихи — это их военные упражнения.
(6) Пусть никого из вас не приводит в смущение то, что возвестили относительно Рима. Виталиан ведь был убит, захваченный коварством и обманом, а легкомыслие и изменчивость римского народа так же, как его смелость, которой хватает только для крика, вам прекрасно известны; если только они увидят двух или трех тяжеловооруженных, то, толкая и топча друг друга, каждый убегает, думая о своей собственной опасности, и забывает об общей. (7) Если же вам кто-нибудь сообщил содержание послания сената, не удивляйтесь, что наша воздержанность кажется им жестокостью, а больше ценится то, что в разнузданном образе жизни сродни им, и они называют ужасными мужественные и достойные почтения дела; распущенность и вакхическое исступление доставляют им {120} удовольствие, как если бы это было что-либо спокойное. Поэтому они недоброжелательно относятся к моей власти, энергичной и благопристойной, обрадовались же имени Гордиана, обесславленную жизнь которого вы прекрасно знаете. (8) Против них и людей такого рода у нас война, если кто-нибудь хочет так это назвать. Я ведь полагаю, что большинство или почти все, если только мы ступим в Италию, протягивая с мольбой оливковые ветви и детей, будут распростерты у наших ног (а остальные убегут из-за трусости и слабости), так что у меня будет возможность отдать вам все их достояние, а у вас, взяв его, безбоязненно воспользоваться им».
(9) Произнеся примерно такое и наговорив много бранного по отношению к Риму и сенату, выразив свой гнев грозными жестами руки и свирепой мимикой лица, будто враги находились тут же, он объявляет о выступлении на Италию. Раздав воинам чрезвычайно много денег, спустя один день он отправился в путь, ведя большое число войска и людей, подвластных Риму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72