Вы знаете m-me Дюпон?
– Да, это одна…
– Вы ее знаете. У Портальера нет недостатка ни в глупости, ни в самонадеянности…
– Настоящий колониальный тип.
– …И благодаря этим качествам, он имеет успех у женщин. Остальное понятно. В одно прекрасное утро Портальер получил синекуру, которой ему хотелось, – в Париже, разумеется. Через несколько месяцев m-me Дюпон переменила журналиста, а синекура – арендатора. Портальер, снова очутившийся не у дел, изливал свою скорбь в словах, очень похожих на угрозы.
– Он вспоминал свой прежний журнал.
– Вероятно. Дюпон, который не любит шума, решил по-дружески спровадить своего прошлогоднего протеже. Павильон Флоры недалеко от Вандомской площади. Дюпон отправился к Дюбуа и повел речь в таких выражениях: «мне нужно пристроить одного идиота. Нет ли у вас подходящего местечка? Предпочтительно, куда-нибудь подальше». – «Черт возьми, – говорит Дюбуа. – Пришлите ко мне вашего идиота». Является Портальер и излагает свои требования. «Что вы знаете?» – спрашивает Дюбуа. «Всего понемногу». – «То есть, ничего. Бакалавр». – «Нет». «Прекрасно. Предлагаю вам место канцелярского служащего в Индокитае. Это вас устраивает, надеюсь?» – «Ничего подобного, – гордо заявляет Портальер. – Канцелярского служащего! Нет ли у вас чего-нибудь получше?» – «Вы избалованы. Впрочем, чтобы оказать услугу Дюпону… Хотите вы получить шесть тысяч франков жалованья в прекрасной, здоровой стране?» – «Где?» – «В Аннаме». – «Аннам в Америке?» – «Да». – «Шесть тысяч… Я не говорю нет. Шесть тысяч для начала? А кем я там буду?» – «Канцлером резиденции». – «Канцлером? Идет, я принимаю! Это что-то вроде Бисмарка».
Губернатор даже не удостаивает засмеяться.
– Это очень правдоподобно. Вот наши колониальные власти – порочные и невежественные, но готовые при всякой возможности разыграть из себя маленького Наполеона. Они приезжают в Сайгон уже испорченными, часто с опороченной репутацией, и двойное влияние ненормальной среды и расслабляющего климата дополняет и довершает их облик. Они скоро начинают попирать ногами наши принципы, называя их предрассудками. В противоположность людям 1815 года, они все забыли и ничему не научились. Это – человеческий навоз. И, быть может, это и к лучшему.
– Вот парадокс!
– Нет. Для этих колониальных стран, недавно открытых, вспаханных ногами всех рас, которые сталкиваются здесь одна с другой, быть может лучше, чтоб земля была удобрена человеческим навозом, с помощью которого, из перегноя отживших идей и отжившей морали, взойдет посев цивилизаций будущего.
В углу салона Фьерс обмахивает пальмовым листом m-lle Сильва, которая пьет чай. При слове «цивилизация» он поднимает голову. Губернатор продолжает:
– Я заметил здесь, среди этой презренной колониальной черни, несколько индивидов иного порядка, более высокого. Для них влияние среды и климата принесло пользу, и они сделались как бы предтечами этой цивилизации завтрашнего дня. Они живут в стороне от нашей жизни, слишком условной. Они отреклись от всех религий и всех фанатизмов, и если они еще считаются с нашим уголовным кодексом, то, я думаю, что они нам просто делают в этом уступку. Подобные люди могли появиться только в Индокитае, на земле и очень старой, и новой вместе: нужно было столкновение философий арийской, китайской и малайской и их постепенное воздействие одна на другую. Нужно было разложение общества, в котором европейская мораль пошла прахом. Нужен был знойный и влажный климат Сайгона, где все тает на солнце и все распускается: энергия, верования, представление о добре и зле. Эти люди, идущие впереди нашего века – цивилизованные. Мы – варвары.
Тихий голос вице-губернатора произносит заключительные слова:
– Тем лучше для нас.
M-lle Абель, хорошо знающая сайгонскую жизнь, и неглупая, хотя и добрая, шепчет в свою очередь:
– Да, быть может, нехорошо ни отставать от своего времени, ни идти впереди него.
В глубине сада вделана в стену бронзовая доска. Адмирал д'Орвилье подходит и останавливается против нее.
– Я в этом ничего не понимаю, – говорит он. – Но вот варвар, который нравится мне более, чем ваши цивилизованные.
Он читает выгравированную на доске надпись:
«В память
Вице-адмирала Курбэ, командира-аншефа эскадры Дальнего Востока.
Здесь покоились во время переезда во Францию бренные останки славного моряка.
Тиуна-ан, Сон-Тай, Фу-че у, Келунг, Шей-пу, Пескадорские острова.
1883–1884–1885!».
M-lle Сильва встает и приближается к эпитафии. Она читает ее вполголоса и спрашивает, сосредоточенная и благоговейная, как идущая в первый раз к причастию перед святыми дарами:
– Он умер здесь?
– Нет, – отвечает д'Орвилье. – Он умер на другом «Баярде», которого теперь уже не существует больше. Но не все ли равно? Старики, как я, верят в привидения, и я убежден, что в этом новом корпусе обитает еще душа старого корабля – и также, кто знает, быть может, душа старого адмирала…
– Великого адмирала, – вежливо говорит губернатор.
– Вы правы. Адмирала, каких больше нет. Адмирала прежних дней, современника корсаров, которые царствовали на море, – варвара. Всего менее солдата в современном смысле, всего менее цивилизованного, напротив. Дело вкуса: вы можете, дорогой губернатор, предпочитать людей завтрашнего дня. Я больше люблю их предков. Это более подобает моему возрасту. Несомненно, эти предки не были утонченными, в них было кое-что от дикарей, от примитивного человечества. Они сохранили простые инстинкты, грубость, искренность. Они не были ни нежны, ни снисходительны. Они не понимали и не выносили никакого противоречия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69