Большую часть этих несчастных сразу же прикончили. Тома вспомнил тут, что ему нужны пленные, и приказал пощадить необходимых ему восемь человек, которых со связанными руками немедленно отвели на фрегат. Во время сражения начался прилив, и «Горностай» был уже на плаву в стороне от косы, готовый двинуться к новым победам…Но раньше, чем распустить паруса, уроженец из Дьеппа, ведавший рулем и парусами, направился к Тома Трюбле узнать, на какой курс лечь, раз для того и взяли форт, чтобы «достать языка»и узнать из уст испанцев, какой путь наименее труден.Но Тома, по своему обыкновению, вышел из битвы, кипя мрачной яростью. Сначала он был раздражен оказанным сопротивлением, затем трусость врага обратила это раздражение в гнев. Наконец, взобравшись сам на стену и лично приняв участие в битве, он сильно разгорячил себе кровь; и последовавшее избиение не только не успокоило этого дикого волнения, но, напротив, усилило его до исступления. Победителю потребовалось даже некоторое усилие, чтобы перестать убивать и дать пощаду восьмерым пленникам, которых он хотел взять в проводники.Поэтому, как только уроженец из Дьеппа спросил его, куда держать путь, Тома, разразившись хохотом, с глазами, святящимися, как раскаленные угли, громовым голосом отдал приказание вывести упомянутых пленников на палубу фрегата и выстроить их в шеренгу позади грот-мачты. Множество флибустьеров собралось вокруг. Тогда Тома, заметив авантюриста с Олерона, говорившего по-испански не хуже испанского короля, приказал ему объяснить понятным образом пленным, какой услуги от них ожидают, а именно сведений, как провести армию к городу, избегая огня укрепленных островов.Так и сделал олеронец. Но речь его не увенчалась успехом. Пленники, переглянувшись, объявили в один голос, что с них требуют как раз того, что неисполнимо, потому что единственным доступным путем к Сиудад-Реалю служит фарватер реки, — фарватер, находящийся под последовательным обстрелом остальных пяти верков.Выслушав этот ответ, Мэри Рэкэм повернулась к Тома Трюбле и усмехнулась.— Не говорила ли я тебе, черт подери, что они ничего не скажут? — сказала она. — Живо! Повесь их и ступай себе дальше! Довольно время терять!Но Тома, красный как огонь, заткнул ей рот.— Молчи! Я тебе сказал, что они заговорят! Погоди!Пленники с беспокойством смотрели на капитана. Не говоря ни слова, он подошел к первому из них и обнажил клинок.— Вот еще! — произнесла Мэри Рэкэм, хохоча еще громче. — Уж не думаешь ли ты, что они лучше заговорят, когда ты снимешь с них башку.Но больше она ничего не успела сказать, так как под ударом Тома первая голова, срубленная одним взмахом сабли, полетела как камень из пращи и расшиблась о палубный пояс у самых ног Мэри Рэкэм.Семеро живых еще испанцев завопили от ужаса. Не без причины. Тома все так же молчаливо, с таким же багровым лицом, уже подходил ко второму. Тот невольно отступил, собираясь бежать, но Тома успел дважды ему всадить в живот и грудь ту же самую окровавленную еще саблю. Испанец упал замертво.Третий, видя это, крикнул: «Пощади!»Столь же глух, как и нем, Тома разрубил его пополам, от плеча до пупка. После этого он с любопытством пошарил кончиком сабли в этой мерзости, как бы ища чего-то и не находя. Труп уже больше не вздрагивал.Тома направился к четвертому пленнику.Тот бросился на колени, а за ним и все уцелевшие его товарищи. Все вместе, отказавшись умолять дальше своего палача, они принялись молить Бога.Тогда Тома, остановившись против четвертой жертвы, вместо того, чтобы ударить, вложил саблю в ножны.Дрожа от надежды, несчастный поднял голову. Но коротка была его радость— Веревку! — приказал Тома, заговорив наконец.Два флибустьера принесли несколько раскрученных канатных прядей.— Свяжите вместе эти вот две руки и эти две ноги. Три выбленочных узла и один бабий узел!Это было исполнено.— И бросьте его за борт!Стон приговоренного заглушили волны.Из восьми пленников осталось четверо.— Вот этот человек!.. — начал Тома, разглядывая того, чья была очередь умирать.Он запнулся, повернул голову и посмотрел на Мэри Рэкэм.— Ты, — снова заговорил он, обращаясь к ней, — ты что это там говорила давеча? Что нет хорошего пути, ведущего в Сиудад-Реаль?Он повернулся на каблуках и смерил взглядом дрожавшего испанца, готового заговорить.— Хорошего пути! — повторил Тома, — я сейчас узнаю, и даже три или четыре. Но этот человек, наверное, не знает ни одного!За поясом Тома торчало два пистолета. Он схватил один из них и поднес его к лицу пленника.— Путь… — заикнулся пленник, как будто уже заранее мертвый.— Он не знает ни одного! — повторил Тома, спустив курок.Мозг разлетелся брызгами.— А этот человек, — начал Тома, подходя к тому, за которым стояли еще двое.Это был мулат, полукастилец, полуиндеец. Он упал ниц.— Senog capitan! — закричал он в отчаянии, — по те mateis! Yo os dire la verdad! Господин капитан, не убивайте меня. Я скажу вам правду.

— Ба! — сказал Тома, скрестив руки.Он не на мулата смотрел, а на Мэри Рэкэм.— Есть путь, путь верный, — утверждал мулат, все еще говоря по-испански, как будто всякий другой язык, кроме его собственного, даже жаргон флибустьеров, который понимают и на котором говорят по всей Америке, выскочил от ужаса из его памяти.— Говорил я тебе? — повторил Тома, обращаясь к Мэри. — Говорил я тебе, что дорога есть?— Этот путь идет вдоль западных гор. В двенадцати милях выше города Рио-Гренаде можно перейти вброд Перейдя с левого берега на правый, вы можете вернуться к Сиудад-Реалю степью, без малейшего препятствия.— Конечно, этот путь, — сказал Тома, по-прежнему обращаясь к Мэри Рэкэм, — может таить засаду…— Не думай этого, сеньор капитан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51