Потому что Жюльен Граве боится тебя, ему страшно раздуть сверх меры твою храбрость и твою отвагу, потому что он войны не любит, а ты ею чересчур увлечен, на его взгляд. Так и есть! Сделай он тебя капитаном, ты бы слишком хорошо дрался, ты слишком бы многих тузил, и тебя бы порядочно тузили. А Жюльен Граве трясется за свое дерево, за свой трос, за свою парусину. Он не прочь заработать, твой хозяин. Но он боится рисковать. А в руках такого петуха, как ты, слишком уж не поздоровится его дереву, парусине и тросу. Вот Франсуа Кентен и будет всегда при тебе, чтобы загораживать от тебя дичь своей благоразумной трусостью. И, будь уверен, он тебя избавит от многих тревог! Например, большие призы уйдут у тебя из под носа! Большие призы, гм… это пахнет порохом, а Франсуа Кентен последит за тем, чтобы избежать перестрелок… Зато ты наверстаешь потерянное на мелкоте. В Зейдерзе селедочников довольно…Мало-помалу, в продолжение этой речи, кровь отливала со щек Тома Трюбле. И Тома Трюбле, побагровевший было от мужественной ярости, стал теперь мертвенно-бледным, таким бледным, каким его сделали недавние раны, — еще бледнее, пожалуй; он даже позеленел, — до такой степени, что Даникан, не перестававший за ним наблюдать, скоро решил, что вместо отхлынувшей крови теперь уже только желчь и прочая ядовитая влага бешено струятся по жилам у Тома. И тогда, смело открыв все свои карты, как ему было свойственно, Готье Даникан, господин де Клодоре, судовладелец из Сен-Мало, разом оборвал свое многословие и, встав во весь рост, положил широкую свою ладонь на плечо корсара Тома Трюбле.— Товарищ! — сказал он. — Поговорили и довольно! Твой Граве, его «Галантная»и Франсуа Кентен — все это для тебя не годится. Мне думается, я прав? Другие люди, другие предложения тебе больше подойдут, я уверен. Что скажешь?Сделавшись сразу спокойным и внимательным, Тома Трюбле взглянул на Даникана.— Да! — продолжал кавалер. — Закончу: другие люди — это я, другие предложения — это мой фрегат «Горностай». Брось ты своего скрягу и переходи ко мне! Такие ребята, как ты, мне нужны. А такие арматоры, как я, нужны тебе.Он посмотрел прямо в глаза корсару и усмехнулся в свой длинный ус, подстриженный по моде последнего царствования, заметив, что Тома Трюбле, только что полный ярости и плохо владевший собой, все же, как только понадобилось обсудить важное дело, разом обрел свою осторожность, свой здравый смысл и даже свою полунормандскую хитрость.— Как сказать! — произнес он спокойным и ясным голосом. — Господин кавалер, вы, конечно, оказываете мне большую честь. Я не стану отрицать разницы между вашим «Горностаем»и «Галантной» Жюльена Граве. Договоримся, однако же, если угодно, потому что всегда следует договориться. Прежде всего: что именно вы мне предлагаете?Даникан опустил на стол сжатый кулак.— Я предлагаю, — сказал он, — тебе, Тома Трюбле, бывшему боцману «Большой Тифены», что на службе у Жюльена Граве, перейти на службу ко мне, Готье Даникану, капитаном, с правом на двенадцать частей, и хозяином, вслед за Богом, моего фрегата «Горностай», вооруженного для крейсерства; каковой фрегат, в девяносто футов по длине киля, несет двенадцать восемнадцатифунтовых орудий и сто человек команды.Тома Трюбле тоже встал. Он посмотрел на своего отца Мало, потом на свою мать Перрину. После чего снова повернулся к кавалеру Даникану.— Слово крепкое? — коротко спросил он.— Крепкое, — молвил Даникан. — И в доказательство, — вот тебе моя рука, которая стоит клятвы. Теперь, все решено, и Бог нам на помощь! Если хочешь, — по рукам, не хочешь, — не надо. Ни то, ни другое нас не поссорит.— Пресвятая Дева Больших Ворот! — сказал Тома Трюбле, — по рукам!Со всей силой хлопнул он по протянутой руке. V — Капитан, — произнес кавалер Даникан, — капитан, слушай и запомни то, что я тебе скажу, так как у нас, начиная с завтрашнего дня, больше не будет времени вволю поболтать: я хочу, чтобы наш «Горностай» был в воскресенье готов к походу. Сосчитай по пальцам: у тебя четыре дня в распоряжении.Тома Трюбле прикинул на пальцах и покачал головой.— Как далеко подвинулось вооружение?— Все готово, и фрегат мог бы поднять якорь с первым же приливом, если бы мне заблагорассудилось. Твой помощник разворачивался как мог. А он человек с большими возможностями, — это Луи Геноле, сын кузнеца, что кует решетки. Ты его знаешь Тома. Он тебя тоже знает, любит тебя и готов тебе повиноваться.Старый Мало удивленно поднял голову и посмотрел на судовладельца.— Луи Геноле? — спросил он. — Маленький Луи помощником? Не слишком ли он молод?Но Даникан ударил ладонью по эфесу шпаги, продолжавшей лежать на дубовом столе, и шпага издала воинственный звук.— Молод? — произнес он. — Молод? Ну, конечно, кум! Слава Богу, что он молод. Потому что судьба — все равно, что гулящая девка, и только молодые умеют ей вовремя задрать юбку. Эх, Мало Трюбле! Не думаешь ли ты взаправду, что нужны седые бороды, чтобы ходить по волнам, и что только умудренная старость способна на воинские безумства, которые множат наше богатство? Ну, нет! Твой сын и сын. Геноле — вот кто мне нужны! И кроме нескольких старых морских волков, которым нипочем взять горошинку с нок-реи в непогоду, мне не надо людей старше этих молодцов на моем «Горностае», потому что когда мой «Горностай», закончив компанию, вернется в Сон-Мало, он должен быть доверху набит золотом!Снова ударил он по эфесу своей шпаги и, посмотрев в глаза корсару, снова улыбнулся от удовольствия; глаза эти, словно заранее отражая блеск обещанной добычи, пылали рвением и алчностью.— Итак, — продолжал кавалер, — докончим наш разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51