Виктор Ерофеев.
Пять рек жизни

роман-река
Книга сказочных путешествий
Москва Издательский Дом "Подкова" 1998
"У каждого есть своя пятая река. Не спи, соберись, не трать время, ищи, дыши,
свирищи, никто тебе не поможет, сам найди - не пожалеешь. Найди ее и разомкни
цепь: сон-жизнь-слово-смерть-любовь... Если замысел угадан правильно, то вот оно
- золотое руно."
Этапная книга создателя романов "Русская красавица", "Страшный суд", сборников
рассказов "Жизнь с идиотом", "Мужчины", составителя антологии современной прозы
"Русские цветы зла" - результат "сказочных путешествий" писателя по великим
рекам разных континентов и культур: Волга, Рейн, Ганг, Миссисипи, Нигер. И в
итоге -- этот "роман-река", новый жанр, новое видение Земли, людей, неба.
Е78
УДК 300.36 ББК 15.56
Издание осуществлено при участии 000 "Фирма "Столица-Сервис"
Текст публикуется в авторской редакции.
c В.Ерофеев
c Издательский Дом "Подкова", 1998
ISBN 5-89517-022-6


Бог -- един.
(Бог)

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОРГАЗМ НА ВОЛГЕ В СТАЛИНГРАДЕ
"Путешествия укорачивают жизнь... Чтение о них делают ее практически
бесконечной."
НАПРАСНОЕ ЖУРЧАНИЕ СТРУЙ
Меня всегда беспокоило то, что Волга впадает в Каспийское море. Такая большая,
такая многозначительная река, а впадает конкретно в никуда. Другие реки как реки
текут осмысленно, прогрессивно в мировой океан, телеологически осуществляя
круговорот воды в природе, а Волга замкнулась сама в себе и задраилась, как у
Канта. В этом есть особенный вид предательства. Волга собирает воду у других
русских рек (идите ко мне! втекайте в меня!), те к ней льнут, втекают доверчиво,
а она транжирит и разбазаривает.
Лежишь в высокой июльской траве под серебристой сенью ив на берегу нежнейшего
при-
5
тока, какой-нибудь шаловливой Истры, ну просто спицы в волжской колеснице, и
думаешь: вот напрасное журчание струй, бесцельное предприятие. Так вся
православная энергия сливается в мусульманский отстойник.
Не в том ли причина русской многострадальности?
Хотя, с другой стороны, как хорошо никуда никогда не впадать! Все при деле, а ты
-без вещей. Как хорошо выпасть из всемирной закономерности и течь мимо, веселясь
и ленивясь! Жуки ползают, кукушки кукуют, дети купаются. Церковь на косогоре
отражается в речке. Благодать. Родина. Июльское оцепенение. Между пальцев ног
чавкает теплый ил.
- Есть ли у нас будущее? - жужжат дети.
- Есть ли у нас крылья? - поют насекомые.
- Есть ли у меня надежда? - кукует церковь.
Я сворачиваю пейзаж в рулон. Пищит все живое. Помедлив, я разворачиваю.
ВЫБОР ПОСУДЫ
- Зачем вам пустая банка? - говорит капитан.
- Да так, - говорю я, смущенно пряча пустую банку за спину.
- Кажется, - подозрительно щурится он, -вы задумали что-то недоброе. У вас
плохая репутация. Вы действуете по заданию?
- Нет.
6
- Тогда зачем вам банка?
- Какая еще банка!?
- Та, которую вы прячете за спиной!
- Ах, эта!
- Вы хотите повернуть Волгу к мировому океану?
- Я хотел, но передумал.
- Почему?
- Не знаю. Я против насилия над природой.
- Ну, хорошо. Зачем вам банка?
- Капитан, я скажу, но только пусть это будет между нами.
- Говорите.
- Я хочу ее наполнить водой из Волги.
- Каким это образом?
- Ну, просто зачерпну.
- И что дальше?
- Ничего.
- Зачем вам вода из Волги?
- Для анализа.
- Какого еще анализа?
- Целевого.
- Это запрещено.
- Что запрещено?
- Брать воду из Волги на анализ.
- Где это сказано?
- Что сказано?
- Что запрещено.
- Вам что, закон показать?
- Да.
- Знаете, что?
- Что?
- Отдайте банку.
7
- Нет. Не отдам.
- Отдайте по-хорошему.
- Капитан, ну чего вы как маленький.
- Нет, это вы, как маленький. Корчите из себя пророка!
- Капитан, смотрите, что у меня есть.
- Уберите. Уберите немедленно! Уберите!
- Ну я же могу взять другую банку.
- Сначала отдайте мне эту.
- Нате! Берите!
- И если я вас увижу с какой-либо другой пустой посудой... Имейте в виду!
- Вы меня пугаете?
- Я вас предупредил.
ВЫБОР СПУТНИЦЫ
- Вот сука, капитан! - сказал я моей спутнице. - Отнял банку! Отнял банку в
свободной стране!
- Свободной стране! - отозвалась спутница.
- Обещал утопить!
- Как же нам быть? - испугалась она.
- Ждать.
Волга - бетон русского мифа. Не река, а автострада слез. Я все время откладывал
поездку вниз по Волге, как обязательную, если не принудительную, командировку в
поисках пошлости. Я ссылался на занятость, исчерпанность сентиментальной темы и
без труда находил себе оправдание.
8
К тому же, я был отравлен своими юношескими впечатлениями от мимолетных, почти
случайных дотрагиваний до таких волжских прелестей, как пасхальная ночь в
ярославской церкви, где старушки падали в обморок от толчеи и духоты, но не
могли упасть по недостатку места и продолжали качаться вместе с толпой, потеряв
сознание, с закатившимися зрачками.
Длинноволосым тинэйджером в конце первомайских праздников я ехал из Углича в
Москву в переполненном вагоне, вонявшем липкими носками и потом, и ночью мужик
принялся блевать, рядом со мной, и его жена, не зная, что делать, стала
подставлять ему, вместо тазика, его же собственные ботинки, сначала один, потом
-второй. Мужик наполнил их до отказа блевотиной и облегченно захрапел.
Ботинки, полные блевотины - это и была моя Волга, с красными выцветшими флагами,
серпами и молотами, мертвыми магазинами, пахнущими дешевым коричневым мылом. И
то, что в Угличе три века назад убили царевича Дмитрия, было, после этих
ботинок, для меня вовсе не удивительно.
Через полжизни, измученный дурными предчувствиями, с тяжелым неверием в народную
мудрость, я, наконец, решился на подвиг подглядывания:
1 2 3 4 5 6 7