Он обогнул дворец. Перед ним открылась широкая Нева. Она была так красива, что Кирш всегда останавливался, чтобы полюбоваться ею.
У парапета набережной он заметил человека в партикулярном платье, который стоял и оглядывался по сторонам, как будто поджидая кого-то. Цвет его лица был более чем смуглый, почти темно-коричневый.
Кирш подошел к нему, вежливо приподнял шляпу и не без некоторой запинки спросил, стараясь сделать это как можно учтивее:
– Я имею честь говорить... то есть вижу перед собой, вероятно, одного из придворных арапов?
Он никогда не разговаривал с придворными арапами и решительно не знал, как следует вести себя с ними.
Арап внимательно глянул на него своими черными, как уголь, глазами и, точно прочтя его мысли, ответил:
– Да, я – придворный арап Мустафа.
– Вас-то мне и нужно! – вырвалось у Кирша.
Мустафа снова оглядел его.
– Если вам нужно меня, – ответил он, – то, значит, вы, должно быть, тот, которого я жду.
По всей видимости, Кирш разговаривал именно с тем лицом, к которому у него было поручение от маркиза де Трамвиля, но он все-таки не пожелал так сразу отдать ему письмо, не убедившись окончательно, что оно попадет по назначению.
Кирш помнил, что Трамвиль настаивал еще на пребывании сегодня в Петербурге государя.
– Если вы меня ждете, – сказал он арапу, – то, очевидно, знаете, с чем я пришел к вам.
– С письмом, – ответил Мустафа, добродушно улыбаясь и как будто одобряя этой улыбкой осторожность Кирша.
Тот поднял было руку к карману, где у него лежало письмо, но потом вдруг опустил ее и спросил:
– А государь сегодня провел ночь в Петербурге?
Арап ответил не сразу. Он выждал некоторое время, как бы раздумывая, и потом проговорил:
– А вам было сказано, что он должен провести ночь здесь?
– Да.
– В таком случае и я вам могу сообщить, что государь, действительно, в настоящее время находится здесь, во дворце, но приехал сюда вчера из Петергофа инкогнито. Об этом никто не должен знать.
Это было сказано так, что Кирша невольно взяло сомнение, правда ли это. С какой стати было приезжать императору в свою столицу инкогнито, когда он мог посетить Петербург совершенно открыто?
«Врешь ты, черномазый», – подумал он, поглядев на арапа.
Мустафа, словно поняв это, но нисколько не смутившись, вскинул плечами и сказал:
– Впрочем, пребывание здесь государя совсем не важно для вас. На письме должны стоять вместо адреса пять латинских литер: «J. Н. В. М. L.» Если у вас письмо с этими литерами и вам велено передать его придворному арапу Мустафе, чтобы он отнес его, куда следует, то не сомневайтесь дальше и давайте мне письмо, потому что я – Мустафа.
Арап оказался хорошо осведомленным. На письме, которое лежало в кармане Кирша, стояли вместо адреса названные Мустафой литеры: «J. Н. В. М. L.»
Это убедило Кирша. Он вынул письмо и отдал его.
– Мне нужен ответ, – заметил он при этом.
– Я вам принесу его, – кивнул головой Мустафа.
– Мне ждать вас здесь, на улице?
– Зачем на улице? Я проведу вас в более подходящее для ожидания место. Пожалуйте за мной!
«Как этот арап хорошо и правильно говорит по-русски!» – думал Кирш, входя за Мустафой в маленький подъезд, служивший входом на каменную витую лестницу с отлогими и спокойными ступенями.
Они поднялись на один пролет и вошли в просторную прихожую, оттуда повернули в длинный сводчатый коридор. Кроме старика-солдата, стоявшего у подъезда и являвшегося, вероятно, помощником швейцара, никто не попался им по дороге.
Мустафа отворил первую дверь в коридоре направо и ввел Кирша в небольшую комнату, по-видимому приемную, потому что в ней, кроме стола и стульев по стенам, никакой другой мебели не было.
Кирш думал, что арап оставит его здесь, а сам уйдет с письмо, но тот затворил дверь и приблизился к окну, поманив за собой Кирша.
– Судя по вам, – заговорил он, пригибаясь близко к Киршу, – вы петербургский житель?
– Да, я – петербургский. Но откуда вы это заключаете? – спросил Кирш.
– Вас зовут барон Кирш... Я вас знаю, – сказал арап.
Кирш невольно отступил, удивленный, каким образом этот Мустафа, которого он видел в первый раз в жизни, знает его фамилию.
– Вы меня не знаете, – продолжал Мустафа, – а я вас знаю, и знаю даже, какие книги вы читаете, вдруг бросив кутеж и запершись у себя в полном уединении.
Удивление Кирша росло. Если бы не он сам своими ушами слышал то, что ему говорили, он не поверил бы – до того оно казалось невероятным, почти сверхъестественным.
Мустафа не мог не видеть, какое впечатление производят его слова.
– Но дело не в этом, – заключил он, – мне нужно знать, каким образом это письмо попало к вам в руки и почему именно вы привезли его сюда?
Как ни был поражен Кирш, он все-таки помнил, что маркиз наказал ему ничего не упоминать о нем и не рассказывать, что с ним произошло. Он совладал с собой и ответил, судя по внешнему виду, очень спокойно:
– Вы знаете обо мне так много, что мне самому о себе говорить не приходится.
– Но я все-таки прошу вас сказать... – начал было снова арап.
Кирш не дал договорить ему. Он наклонился и, как научил Трамвиль на случай расспросов со стороны Мустафы, шепнул ему на ухо:
– Он жив в сыне!
Кирш не знал значения и тайного смысла этих слов, хотя по тем книгам, которые он читал, смутно догадывался.
На Мустафу они произвели немедленное и словно неотразимое действие. Он вдруг оборвал свою речь, смолк, поклонился и приложил руку ко лбу.
– Будьте добры, – тихо произнес он, став вдвое почтительнее, – повремените здесь, пока я вернусь. Лучше всего заприте дверь на ключ, чтобы не вошел кто-нибудь и не увидел вас здесь одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13