Правда, в суде писцу Каспару немного увеличили жалованье; деньги он все аккуратно отдавал учителю. Столь стесненные обстоятельства не позволяли ему ни гроша истратить на себя. В начале октября он был конфирмован и с нетерпением ожидал так называемых «конфирмантских» денег, которые дал ему город. Рассерженный долгими проволочками, он обратился к пастору Фурману, тот сказал, что Каспару следует попросить учителя сходить в магистрат и поторопить их с выплатой.
– Нет, господин советник, я туда не пойду, гордость не позволяет мне выступать в роли просителя, – заявил Квант.
Гофман пожал плечами.
– Ну выдайте ему эти несколько талеров из своего кармана, – сказал он, – вам их, конечно же, возвратят в самое ближайшее время.
– В том, что касается Хаузера, – возразил учитель, – ничего нельзя знать наверняка, – у меня без того расходов достаточно, и я боюсь, что они мне непосильны.
Советник задумался.
– У него же есть состоятельные и даже богатые друзья, – сказал он наконец, – они могут ему помочь.
– Ах, боже ты мой, – вздохнул Квант, – для них он представляет слишком большой интерес, а о мелких его нуждах они и не помышляют.
– Завтра я загляну к вам и спрошу Хаузера, зачем ему так срочно понадобились деньги, – заключил разговор советник.
Поздно вечером Каспар зашел в кабинет Кванта и, простирая руки, стал умолять не отдавать его из дому, он будет делать все, что от него потребуют.
– Только не к лейтенанту полиции, все что угодно, только не это, – бормотал он.
Учитель по мере сил его успокоил, пока что, говорил он, об этом и речи быть не может, лейтенант просто хотел припугнуть его.
– Нет, – отвечал Каспар, – сегодня судейский чиновник Майер говорил то же самое.
– Послушайте, Хаузер, вы ведете себя как ребенок, а вы ведь взрослый человек, – укоризненно проговорил Квант. – Я лично всерьез эту угрозу не принимаю, а вы по-ребячески все преувеличиваете. В конце концов лейтенант полиции вам голову не откусит, хоть я и не отрицаю, что манеры у него, иной раз, грубоватые. Но вы ведь теперь христианин в полном смысле слова и, несомненно, уже слыхали пословицу: «Сделай добро своему врагу, и ты посыплешь его голову раскаленными углями».
Каспар кивнул.
– У Дитмара в его «Пшеничных зернах» есть стишок об этом, – сказал он.
– Верно, мы ведь с вами его проходили, – живо подхватил Квант. – И знаете что, дабы лучше удержать в памяти эти прекрасные слова, я предлагаю вам записать свои мысли по этому поводу. Условимся рассматривать это как заданный урок; завтра можете посвятить ему все послеобеденное время.
Каспар не возражал.
Советник Гофман явился лишь через два дня, а не завтра, как обещал. Когда он вошел в комнату, учитель, гневно жестикулируя, за что-то распекал Каспара. На вопрос советника, в чем провинился юноша, Квант отвечал:
– Он только и знает, что сердить меня. Третьего дня я дал ему тему для сочинения. Он обещал мне ее разработать, и вчера времени у него было предостаточно. Сейчас я спросил у него тетрадь, и вот, пожалуйста, можете убедиться сами, господин советник, здесь ни одной строчки не написано. Такая лень, право же, вопиет к небесам.
Квант протянул советнику раскрытую тетрадь: сверху на первой странице выведено было название сочинения: «Сделай добро своему врагу, и ты посыплешь его голову раскаленными углями». Под заглавием же ничего не стояло, страница была пуста.
– Почему вы не написали сочинение? – холодно осведомился Гофман.
– Я не мог, – отвечал Каспар.
– Вы должны мочь! – крикнул Квант. – Третьего дня вы говорили мне, что эта тема представлена в вашей хрестоматии, развить ее, следовательно, вам ничего не стоило, поскольку начало было уже положено!
– Попробуйте-ка еще разок, Хаузер, – сказал советник успокаивающим тоном. – Напишите хоть несколько фраз. Мы с господином учителем уйдем пока что в соседнюю комнату, а когда вернемся, вы нам покажете то, что успеете сделать, и, таким образом, засвидетельствуете свою добрую волю.
Квант одобрительно кивнул и вышел вместе с Гофманом. Советник вручил Кванту два золотых дуката, сказав, что их передала ему фрау фон Имхоф, которой он сообщил о затруднительном положении Каспара; добрая женщина даже попросила извинения за малую сумму и добавила, что деньги находятся не в ее распоряжении.
– Кстати сказать, – добавил он, – Хаузер вчера приходил просить меня за него заступиться и не отдавать его на попечение лейтенанта полиции.
– Черт знает что такое, – с досадой воскликнул Квант, – он всем докучает своими ребяческими опасениями, меня он тоже об этом просил.
– Он, видно, невесть как боится Хикеля.
– Да, лейтенант полиции достаточно сурово с ним обходится.
– Я сказал, что в мои намерения это не входит, он должен только выполнять свой долг, и тогда никто его не тронет.
– Совершенно правильно.
– Мы поговорили еще о его денежных затруднениях, но он не пожелал подробнее на эту тему распространяться. Я пообещал подарить ему пять дукатов и спросил, когда, собственно, день его рождения. Он с грустью ответил, что не знает, и должен признаться, было в нем в эту минуту что-то глубоко меня растрогавшее. В остальном он показался мне слишком уж искательным, его суетливая угодливость была мне неприятна.
– Увы, это так, господин советник, искательство ему свойственно, в особенности, когда он добивается своей цели.
После этого обмена мнениями они вернулись к Каспару. Он сидел у стола, подперев голову рукой.
– Итак, что вы успели сотворить? – игриво воскликнул надворный советник. Он взял тетрадь и удивленно на нее уставился, в ней была написана одна только фраза, которую он и прочитал вслух:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140