Впереди лежал бесконечный путь, и это был путь в никуда. Ливий чудилось, будто она упала и лежит на земле, будучи не в силах не то чтобы подняться, но даже шевельнуть рукой. Несколько дней назад, все еще на что-то надеясь, она отправила Тарсию с посланием к Гаю: она силилась разорвать тот живой и зыбкий мрак, в котором отныне жила ее душа, но… Рабыня вернулась и, глядя жалкими глазами, сообщила, что Гай Эмилий съехал с квартиры. «Наверное, он уехал домой», – сказала Тарсия. После чего Ливия поняла: все кончено.
Она сидела и думала, пока в конце концов на нее не снизошло некое успокоение – больше не нужно притворяться, чего-то ждать, лгать, напрягать душевные и телесные силы. Она словно бы совсем позабыла о только что состоявшейся свадьбе и о Луций Ребилле, который, чуть помедлив, тоже присел на край ложа. Он по-прежнему был полностью одет, только снял венок (обычно это проделывала невеста). Когда он повернул голову, их взгляды встретились: Ливий почудилось, будто в отражении падавшего в окно лунного сияния в его серых глазах вспыхнули странные голубоватые искры, между тем лицо Луция казалось белым даже в красновато-желтом свете масляной лампы. Ливия медленно встала и прислонилась к стене, невольно сжав кулаки.
Поглядев на нее с полминуты, Луций произнес усталым голосом:
– Ты собираешься простоять возле стены всю ночь? Должно быть, ты утомилась не меньше моего. Ложись; поверь, я не стану брать тебя силой. – В последней фразе прозвучала горькая и отчасти презрительная усмешка.
Ливия глубоко вздохнула. Сначала ее лицо залил горячий румянец, потом она побледнела.
Так она стояла, то вспыхивая, то угасая, и не произносила ни слова. Молчание тянулось довольно долго, пока она не решилась произнести:
– То, в чем я тебе призналась, правда, Луций.
Ливия не отвела глаз; она смотрела на него с испытующей открытостью, и тогда он ответил со странным далеким взглядом, какого она никогда у него не видела:
– Я это понял.
– Должно быть, ты собираешься меня наказать?
– Полагаю, ты уже наказана – и достаточно сильно! А у меня, поверь, нет никакого желания причинять тебе зло, – сказал он с обычной маской отчужденного спокойствия на лице.
– Ты уже причинил его! – вырвалось у нее. – Не понимаю, как можно жениться без душевного влечения, без любви, подчиняясь лишь корыстному расчету!
Луций переменил позу: теперь он сидел вполоборота к ней – на его фигуре и лице и играл красный отсвет пламени, несколько ожививший эти каменные черты.
– Я не Цезарь, Ливия, у меня нет власти и не так уж много денег. Еще в детстве я был слабее своих сверстников, и потому мне часто приходилось усмирять свои чувства, подчиняясь обстоятельствам. Одновременно я учился думать. Я был бы рад жить так, как диктуют желания, но повторю, я не обладаю тем, что давало бы мне подобную свободу. Что касается женитьбы… Как говорил Аристотель: «Мы женимся, чтобы иметь законных детей и верного сторожа нашего домашнего имущества». Он был греком. А римлянин женится в первую очередь для того, чтобы обрести верную подругу и спутницу жизни. Мне всегда казалось, что ты подходишь для этой роли, и, если б было иначе, я бы тебя не избрал. Надеюсь, я вправе рассчитывать на то, что ты будешь мне доброй советницей и верной помощницей в делах? Взамен обещаю окружить тебя таким уважением и заботой, какие умные люди ценят несравненно выше любовных признаний.
По напряженному телу Ливий пробежала медленная дрожь.
– И ты не станешь меня упрекать?
– Думаю, ты дашь мне нечто большее, чем глупое удовольствие знать, что я был у тебя первым. Думаю, отдав себя на растерзание опустошительной любовной страсти, ты потеряла больше, чем ожидала, зато, полагаю, приобрела некое понимание жизни и людей. Пройдет немного времени, и ты окончательно убедишься в том, что истинно ценно в этом мире.
– Ты будешь настаивать на выполнении супружеского долга?
Луций смотрел на нее твердым и открытым взглядом.
– Конечно. Я мужчина, Ливия.
– Но вокруг полно куртизанок и красивых рабынь!
– Не далее, как сегодня, я поклялся хранить верность своей жене. А я не из тех, кто нарушает клятвы.
Ливия произнесла в ответ странно тонким и резким голосом:
– Мне нравятся твои слова, Луций. Что ж, ты получишь меня по праву, пусть не возлюбленного, но супруга. Я обещаю. Но… не сегодня.
– Хорошо. По крайней мере, позволь развязать твой пояс – ты же не хочешь, чтобы о нас ходили сплетни?
Ливия кивнула и нерешительно приблизилась к ложу.
Луций долго теребил сложный узел, нетерпеливо дергая; наконец он схватил кинжал и разрезал пояс – в этом резком движении прорвались сдерживаемые им чувства.
– Ложись! – отрывисто произнес он. – Погасим свет и закроем ставни. Лампа сильно коптит, а из окна тянет холодом.
Ливия легла поверх покрывала, не снимая одежды, и свернулась клубочком. В темноте она слышала, как Луций тоже прилег на другой стороне кровати, и вскоре все стихло.
ГЛАВА VIII
Когда Луций проснулся, было еще темно. Он тихо встал и приоткрыл ставни. На небе беспокойно вспыхивали и мерцали звезды, наполовину оголившиеся деревья в саду жалобно стонали под порывами резкого ветра. Но над черными гребнями гор уже плыла розоватая кромка света, и небеса над нею приобрели оттенок нежной зелени. Немного постояв, Луций повернулся, подошел к кровати и склонился над Ливией. Он не собирался ее будить, но что-то в позе девушки насторожило его. Она лежала такая неподвижная, словно окоченевшая, и, казалось, не дышала. Луций осторожно потряс Ливию за плечо – она не откликнулась, тогда он приподнял падавшее на лицо покрывало и отпрянул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156