Ему ли сомневаться, не имея опыта? Опыт был у нее. И потому ещё в офисе, перед тем, как увести Фиделя к себе на квартиру, она заглянула в кабинет-сейф к товарищу полковнику. Высказала предположение: а не распорядился ли Тюлев таким образом отпустить аналитика?
Товарищ полковник, похвалив свою помощницу за толковую догадку, сказал: - Эту версию я уже прорабатываю. Возьмемся за Алика. Обсудим потом. А тебе желаю всяческих приятностей. И ему тоже. Он их заслужил.
Кто "он", было яснее ясного. По её необыкновенно сияющим глазам товарищ полковник видел: она счастлива, что Фидель Михайлович благополучно вернулся.
И сейчас, когда он высказал догадку, что сомневается в легкости побега, она с удовлетворением про себя отметила: аналитик он уже не только в экономике.
Они готовились к визиту к Лозинским. Фидель Михайлович, словно загипнотизированный, опять загляделся в окно. В лучах закатного солнца Кремль казался огромным кровавым сгустком. Над ним возвышались пылающие золотом купола Успенского собора.
Антонина Леонидовна, как дрессированная тигрица, мягко подошла сзади, смуглой щекой потерлась о его упругое плечо. - О чем задумался? - Все о том же... - О сыне? - И о нем... Почему-то мне кажется, что виновники всех наших бед вон за теми краснокирпичными стенами. - Может быть, неопределенно ответила Тоня. - Но чтоб не казалось, надо самому там регулярно бывать. Если там твои враги, их лучше всего рассматривать с близкого расстояния. И не подавать виду, что ты им готовишь смерть. Врага заверь, что ты его друг, и тогда он - твоя добыча .
Фиделю Михайловичу почудилось, что это говорит не Тоня, а его внутренний голос. Этот голос в нем все настойчивей звучит после каждой встречи с Аркадием Семеновичем.
Уже давно Фидель Михайлович понял, что профессор, еврей по крови, ненавидит еврейство, засевшее в Кремле. Поискал причину. Нашел. Трагедия Клары. Мерзавец, её искалечивший, кто-то из сановитых евреев, забравшихся в Кремль. Но кто он?
Молчит профессор. Каменно молчит. Но не бездействует. И с ним, видимо, заодно Антонина Леонидовна.
"Ах, Тоня! Твой голос - это мой голос".
Фидель Михайлович все больше убеждался в том, что пытаются спасти Россию не только русские. Тот же Аркадий Семенович Герчик, выросший среди русских, в русской среде, для него с рождения стала землей обетованной Приосколье, небольшой город с его современным металлургическим заводом гордостью советской оборонки. Та же курдистанка Антонина Малахут ( её подлинное имя, под которым она известна как боец народной армии, ему все ещё не удалось узнать, да, собственно, он и не любопытствовал: Тоня так Тоня) - эта женщина любила и ненавидела русских: любила тех, для которых Россия великая самобытная держава с её сложной и загадочной историей, держава, способная противостоять богатой и спесивой Америке, и ненавидела тех, кто русский был по крови, но чуждый России по духу, кто жил грабежом своей же страны.
Но если Аркадий Семенович помогал России умом и хитростью, раскрывая глаза тем же русским и настраивая их на сопротивление продажному режиму, а сам оставался как бы в стороне, то Антонина Леонидовна, приобретя бойцовские качества в среде своего мужественного и свободолюбивого народа, здесь, в России, помогала обездоленным русским своей отвагой.
Оба они, и Аркадий Семенович и Антонина Леонидовна, обнаружив в лице Фиделя Михайловича истинно русского, со всеми преимуществами и недостатками, характерными для его нации, внушали ему, что победить продажный режим сегодня возможно не митингами и баррикадами - у режима силовые структуры в считанные минуты разгонят митинг и огнем танковых пушек сметут любую баррикаду, - победить продажный режим возможно только, разрушив его изнутри. А это значит, нужно сначала самому выбраться на вершину этого режима.
"Это нечестно, - однажды возразил своему другу Фидель Михайлович. Говорить в глаза одно, а думать другое". В ответ Аркадий Семенович сдержанно усмехнулся, но, видя, что усмешка не понята, с мягким упреком сказал: "Когда ты поближе познакомишься с теми, кто правит деньгами, посмеешься над своей наивностью".
Пока он не смеялся - он размышлял. Он колебался: принимать ли советы своих друзей как благое пожелание или как руководство к действию?
С детства он помнил слова, которые часто произносил отец: благими пожеланиями выстелена дорога в ад. Сам ли это отец придумал, или он откуда-то вычитал, уточнять не стал ни тогда, в детстве, ни потом, когда осознал смысл этого мудрого изречения. Чья это мысль - какая разница? Главное - она умная.
А вот воспринять совет, чтоб действовать... Тут мало умения анализировать потоки теневых капиталов, чем он, собственно, и занимался как служащий фирмы и за что получал деньги. Тут нужно обладать умом и хитростью психиатра Герчика и хладнокровной смелостью бывшей террористки Малахут.
События следовали одно за другим и каждое таило в себя все новые и новые загадки. Был бы рядом отец... Он старик мудрый, но жизнь его то и дело обессиливала. Как и любого советского пенсионера. Для борьбы он уже не годился - он и так всю жизнь боролся...Приехать к нему в Приосколье, хотя бы на один день, Фидель Михайлович не решался. Олежка все ещё за океаном. Так что разговор с отцом вряд ли и получится: вину за потерю внука отец взял на себя, дескать, недосмотрел. Они будут говорить, но только об Олежке...
"Ах, Тоня! Тоня!.. О чем я задумался? Да все о том же..."
Тоня словно читала его мысли. Читала и ... молчала.
За Кремлем солнце падало в бездну. - Ждут нас... Будем собираться. Да, конечно, - ответил он, сгоняя с лица тяжелую задумчивость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94