– рысью догоняя их, крикнул Спира. – Они вступили в бой! Поспешим к ним на помощь! Бить тревогу! Капитан Монтальво, ведите своих людей!
Монтальво и восемьдесят его кавалеристов, обнажив шпаги, галопом поскакали к месту схватки. За холмом отряд Гольденфингена пытался разомкнуть стягивавшееся вокруг них кольцо индейцев, ощетинившихся копьями и дротиками.
– Испания и Святой Иаков! – издал Монтальво боевой клич и с тыла врезался в строй нападавших. При виде всадников индейцы с криками ужаса разбежались.
– Больше недели пришлось нам удирать от этих нехристей, – начал рассказывать Гольденфинген. – Месяц назад начались наши распри с туземцами, впрочем, мы сами во всем виноваты: незачем было бесчестить их женщин. Соединившись с хирахарами, индейцы напали на нас, но нам чуть ли не ползком, под покровом ночи удалось выскользнуть из засады.
– Жалко только, что собак не смогли с собой забрать: так они и остались на привязи.
– Иначе никак было нельзя: они бы нас выдали своим лаем.
– Бедные собачки, – вздохнул Спира. – Эти дикари, без сомнения, уже сожрали их. Продолжай, Гольденфинген.
– Выбравшись, мы всю ночь шли по равнине почти без привалов и сумели оторваться от преследователей, опередив их дня на четыре. Позавчера прибыли на этот холм, заняли оборону и решили, что тут нам и конец придет. У меня четырнадцать раненых.
– Капитан Монтальво! – позвал Спира. – Сколько пленных захватили?
– Восемьдесят два, ваша милость.
– Скольких носильщиков нам не хватает?
– У нас их сто, и больше нам не надо.
– Ага…– протянул губернатор. – Скажите-ка мне, капитан Гольденфинген, сколькими собаками пришлось пожертвовать, чтобы ускользнуть от этих вероломных дикарей?
– Шестерых псов, ваша милость, оставили мы там.
Лицо Спиры приняло зверское выражение, и громовым голосом он сказал:
– Это неслыханное злодеяние так оставить нельзя. Ясно, что индейцы убили их, зажарили и съели. Они заслуживают примерного наказания. Я приказываю: казнить шестьдесят человек – по десять за каждого пса. А приведут мой приговор в исполнение и отомстят за своих погибших собратьев собаки нашей своры.
– А что с остальными? – спросил Лопе.
– Посадить на кол – вон на том пригорке.
Солдаты, усевшись или улегшись наземь по всему склону холма, следили за казнью. Спира остался внизу, у подножья, взор его блуждал. Собаки уже растерзали сорок два пленных, и ужасное зрелище, заставлявшее кое-кого отворачиваться, тешило и забавляло солдат.
Хуан Себальос тряс за плечо прикорнувшего на траве Франсиско Веласко:
– Проснись! Много потеряешь, если не увидишь.
Но тот что-то бормотал спросонок, не открывая глаз, и тогда Себальос, точно поводырь слепцу, принялся рассказывать:
– Вот, отпустили еще одного. Бежит, бежит! Почти достиг ущелья. Три собаки догоняют его… Догнали! Леонадо схватил его за ногу! Он падает… Валькирия вцепляется ему в горло, Тор – в пах! Пропал, бедняга…
Когда настал час «Ангелуса» , губернатор вместе со всем войском преклонил колени, повернувшись лицом к растерзанным телам индейцев. Восьмерым намеренно позволили убежать.
– Пусть они расскажут всем, что ожидает тех, кто осмелился противостать власти императора! – объявил Спира.
– Эге, – сказал Веласко, – губернатор-то у нас совсем рехнулся. Как по-твоему, лекарь? Видел, с каким наслаждением глядел он, как псы рвут клыками индейцев?
– Разумеется, рехнулся, – отвечал Перес де ла Муэла. – Тоже мне, новость. Я еще в Севилье слышал об этом от Иеронима Келлера. В Германии Спиру все считали тронутым.
Экспедиция продолжала двигаться к Акаригуа, где, по рассказам сподвижников Федермана, уже побывавших там, водилась в изобилии дичь и тянулись бесконечные заросли маиса. Край этот вплотную примыкал к тем горам, за которыми и таился вожделенный Дом Солнца.
Переход по льяносам не ознаменовался никакими неожиданностями, но от тягот пути из четырнадцати раненых восьмеро умерло.
Цветущие равнины и высокие горы, приближавшиеся с каждым шагом, вселяли надежду на скорое окончание путешествия, помогали сносить влажную жару, которая предшествовала сезону дождей и следовала за ним.
Дожди шли чаще, становились обильнее и продолжительней, и Спира отдал приказ разбить лагерь в Акаригуа.
– Две недели отдохнем здесь, а потом двинемся прямо на юг к Дому Солнца.
– Я пойду поохотиться, – сказал негр Доминго Итальяно, как только подали команду «разойдись!». – Здесь, говорят, олени бродят стадами. Возьму двух собак и отправлюсь немедля.
– Не стоит, Нетопырь, – попытался удержать его Гольденфинген. – Мало ли что…
– Бояться нечего, – сказал Эстебан Мартин. – Здешние индейцы такие же мирные, как жители Коро.
Минуло четыре дня, но Итальяно не возвращался. Обеспокоенный Филипп, уведомив Спиру, взял десяток солдат и отправился на поиски негра. К вечеру маленький отряд вошел в деревню.
– Что-то варится у них там в котле? – вслух размышлял Мурсия де Рондон. – Пора ужинать, а пахнет вкусно… А-а! – вдруг завопил он, в ужасе отшатнувшись: на дне котла вместе с маниокой и початками маиса плавала отрубленная голова Доминго Итальяно.
Перес де ла Муэла заглянул в губернаторскую палатку.
– Ваша милость, весь отряд горит…
– Жаждой мести?
– Нет, от лихорадки. Уже больше сотни солдат мечутся в жару, и среди них дон Хуан де Вильегас. Человек двадцать – при смерти.
Спира с перекошенным лицом вылез из гамака и велел позвать к себе Лопе де Монтальво.
– Надо прибегнуть к крутым мерам. Выставить караулы за две лиги от лагеря и оцепить его наглухо. Всякую двуногую тварь, которая попытается проникнуть в лагерь, убивать на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123