По словам жены, Мицу оказалась совсем не такой испорченной, какой она ей представлялась. Как и договорились, девочка пришла в рабочую квартиру в субботу после школы, жена научила ее обращаться с пылесосом, показала, чем мыть ванну. То, что девочка была не по возрасту физически развита, пошло только на пользу. Вместо жены, у которой не слушались пальцы, она снесла вниз картонную коробку, набитую старыми журналами, и даже сходила в магазин за покупками.
Прошло две недели, и Мицу уже управлялась со всем сама, без присмотра хозяйки. Убираясь в гостиной и в ванной, она обычно напевала про себя какую-нибудь модную песенку.
Сделав передышку в работе, Сугуро с дивана наблюдал, как она ловко орудует пылесосом.
– Что за песня?
Благодаря ей он узнал о существовании какой-то «Кёнкён» и «Парней из Сибуи».
– Я думала, вы все знаете, а оказывается, вы не разбираетесь даже в таких элементарных вещах! – засмеялась Мицу, выключив пылесос и весело взглянув на Сугуро, который, хоть и смотрел иногда телевизор, не мог отличить Тоси-тяна от Матти.
– В этих вещах я полный невежда…
Мицу преподала ему урок японского языка, объяснив значение жаргонных словечек, и он, заинтересовавшись, прилежно переписал их в тетрадь.
От усердной работы Мицу раскраснелась, на щеках и шее выступили капельки пота. Глядя на это влажное мерцание, Сугуро испытывал легкое головокружение, точно приблизился к цветку с приторным ароматом. И, увы, это юное тело лишний раз напоминало ему о том, как он стар.
– Девочку не узнать, так она переменилась к лучшему.
В ответ на замечание жены Сугуро с готовностью кивнул:
– Хорошо, что мы взяли ее на работу.
– Может, сводить ее как-нибудь в церковь?
– Думаю, не стоит. Только скуку нагоним. У меня другая идея. Давай, когда она освоится с работой, съездим вдвоем в Нагасаки. Помнишь, мы как-то говорили об этом?
Сугуро уже давно подумывал о том, чтобы, как только потеплеет, свозить жену в Нагасаки. Этот город и его окрестности послужили местом действия нескольких его романов, но жена там ни разу не была. И тоже мечтала об этой поездке…
Ночью после разговора с женой Сугуро приснился сон.
Он смотрит на себя в зеркало в ванной и удивляется, как же сильно он постарел. Вокруг глаз глубокие морщины и складки, подбородок усеян маленькими белыми точками, будто продырявлен зубочисткой. Пригляделся – щетина. Неужели я такой старый?… Вдруг понял, что смерть уже совсем рядом, и с этим тревожным чувством проснулся.
На соседней кровати жена, как обычно, ровно дышала во сне. Слушая ее мерное дыхание, Сугуро всегда припоминал тиканье часов на столе в своем рабочем кабинете. И так же, как это тиканье неизменно наполняло его умиротворением, когда он, согнувшись, корпел над рукописью, дыхание спящей жены воплощало для него безмятежную гармонию их семейной жизни. Ее дыхание было исполнено душевного покоя, который она пронесла в себе со времен девичества. Так может дышать во сне только женщина, которая в детстве была окружена безусловной родительской любовью, а выйдя замуж, ни разу не усомнилась ни в профессиональных, ни в человеческих достоинствах мужа. Порой он завидовал ей, а иногда, хоть и не говорил об этом вслух, испытывал что-то вроде досады. В такие минуты ему казалось, что жена живет в мире, попахивающем мылом…
Он вновь уснул. И ему приснился новый сон. Все тоже зеркало в ванной (странно, что в последнее время зеркало стало так часто являться в его снах), но теперь в нем отражалась Мицу на которой были одни вылинявшие трусики в цветочек. Не обращая внимания на то, что он за ней подглядывает, она улыбалась, глядя в зеркало. Между приоткрытых губ виднелись зубы и переливалась слюна, для девочки ее возраста она выглядела слишком чувственной. Зная, что Сугуро прячется за дверью, она плотоядно ухмыльнулась и сказала, не оборачиваясь:
– А жена-то будет сердиться!
Он проснулся. Но перед глазами продолжала стоять эта странная ухмылка. Жена по-прежнему мерно дышала во сне.
Лежа в темноте, Сугуро устыдился того, что ему приснился такой непристойный сон. Но тотчас подумал, что раз это сон, он не несет за него никакой ответственности. Глупо мучиться стыдом и унижением из-за того, что снится всякая ерунда. И в то же время его несколько смущало, что отныне каждый раз, когда Мицу будет приходить убираться, он невольно станет вспоминать этот сон.
В дневнике он только лаконично отметил: «Видел сон». Втайне он опасался: а ну как после его смерти этот дневник опубликует какое-нибудь падкое на подобные «откровения» издательство?…
II
Сугуро обсуждал творческие планы с Куримото, который напоминал неизменно строгим костюмом и туго затянутым галстуком банковского служащего. Этот молодой человек, не пьющий, не курящий, считал своим долгом посещать писателя дважды в месяц, даже когда в том не было никакой служебной необходимости. Вероятно, он полагал, что это входит в обязанности редактора; и, глядя на его излучавшее добросовестность лицо, Сугуро каждый раз думал, что ему бы больше подошло быть школьным учителем, чем работать в издательстве.
Из соседней комнаты донесся гул пылесоса.
– Ваша жена здесь? – удивился Куримото. Он был уверен, что в рабочей квартире, кроме них, никого нет.
– Это не жена. Мы наняли одну школьницу.
– Школьницу?
Пылесос так сильно шумел, что вряд ли в соседней комнате было что-то слышно, но Сугуро все же понизил голос, объясняя, каким образом Мицу Морита попала к нему в дом:
– Вопреки своей внешности, оказалась очень милой девочкой, я даже не ожидал. Представляете, она рассказала мне, что в Харадзюку взрослые мужчины пристают к школьницам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64