Не скупился на подкуп и Фридрих И, стараясь привлечь Бестужева на свою сторону. Его посол получил для этого кредит в 20 тысяч экю, а в последнем послании Фридрих прямо наказал послу: «Главное условие — условие в нашем деле — это погубить Бестужева, ибо иначе ничего не будет достигнуто. Нам нужно иметь такого министра при Русском дворе, который заставил бы императрицу делать то, что мы хотим. В случае, если вице-канцлер удержится на своем месте, вы должны употребить все старания, чтобы Бестужев изменил свои чувства и свой образ действий относительно меня; для приобретения его доверия и дружбы придется израсходовать значительную сумму денег. С этой целью уполномачиваю вас предложить ему от 100 000 до 120 000 и даже до 150 000 червонцев, которые будут доставлены вам тотчас, как окажется в том нужда». Но подкуп не удался, а козни французов и немцев упредил вице-канцлер. Ему удалось распознать шифрованную почту Шетарди, где француз весьма нелестно отзывался о Елизавете.
Выбрав момент, Бестужев 5 июня в Москве разложил перед Елизаветой несколько десятков расшифрованных донесений Шетарди в Париж.
По мере чтения лицо Елизаветы побледнело, изменилось до неузнаваемости: «Как, мой лучший друг казался таким подлецом?! Ну, погоди, мерзавец!»
Словно читая мысли Елизаветы, Бестужев положил перед ней заготовленный указ начальнику канцелярии тайных розыскных дел генералу Андрею Ушакову.
— «Повелеваю вам, — шевелила губами, читая по слогам, Елизавета, — к французскому бригадиру Шетардию немедленно поехать и ему именем нашим объявить, чтобы он из нашей столицы всемерно в сутки выехал».
На сердце Елизаветы отлегло, она схватила перо и тут же подписала указ.
— Завтра штоб сего поганца духа в Москве не было. — И тут же улыбнулась краешками губ: — Пора тебе, Алексей Петрович, канцлером быть.
Бестужев, слегка покраснев, молча поклонился.
— Пойдешь, вели ко мне кликнуть Румянцеву Марию.
Бестужев про себя чертыхнулся, но вида не подал. С давних пор недолюбливал он их чету, соперничал с генералом Александром Румянцевым на стезе дипломатии. Гофмейстерина оказалась неподалеку, в соседних покоях, и, войдя танцующей походкой, поклонилась в реверансе Елизавете.
— Все порхаешь, Мария, — усмехнулась Елизавета, — надумала я тебя пристроить к нашей невестке, новоявленной Екатерине Алексеевне.
Румянцева недоуменно подняла брови.
— Будешь моей доверенной при ней для надзора, вроде опекунши. Молода она, да из ранних. Все примечай да мне отчет делай каждодневно. Особливо присматривай за ее матушкой. Она, слышно, с Фридрихом в близости.
Гофмейстерина понимающе кивала головой, а императрица встала и поманила ее.
— Нынче собирайся, со мной поедешь, — Елизавета понизила голос, — охота мне на Малороссию поглядеть, песенники там забавные, сказывают, — вздохнула, — да в Киеве на Лавру полюбоваться.
Опустив глаза, Мария понимающе улыбнулась подумала: «Как же, знамо, тебя Алексей Розум погостить пригласил».
— Передай заодно муженьку, — вдруг огорошила ее Елизавета, — штоб приструнил сынка. Загулял молодой полковничек не в меру, за мужними бабами волочится. Докладывают мне, весь двор им недоволен, не в меру распоясался. Видать, в твою масть вышел.
Исполняя указ, ранним утром в доме Шетарди появился генерал Ушаков в сопровождении караульных гвардейцев. Заспанному слуге коротко бросил:
— Подымай с постели своего маркиза.
Слуга заупрямился:
— Ваше превосходительство, нездоров он.
— Знаем его болезни. Исполняй, как сказано.
Поднятый с постели Шетарди сначала недоуменно возмущался, но Ушаков перебил его и, зачитав указ, протянул ему стопку бумаг.
— Ежели изволите сомневаться в наговоре, прочтите ваши письма в Париж своему министру.
Растерянный француз, бегло взглянув на бумаги, побледнел, стыдливо закрыв их рукой, и вернул Ушакову.
— Так что, сударь, извольте собирать багаж и к вечеру под караулом следуйте к границе, ни в каком месте не задерживайтесь. Из дома никуда не отлучаться и никого не принимать. Для того с сей минуты будете состоять под караулом.
Узнав о высылке Шетарди, затаился и прусский посланник, а Лесток извлек для себя выгоду, получая теперь двойную мзду от французов и Фридриха II, взамен обещания воздействовать на Елизавету, для того, чтобы любым способом вывести Бестужева из игры.
В белокаменной плелись придворные интриги, кипели дипломатические страсти, а на Кронштадтском рейде, как и на других морях, все замерло, совершенно заштилело, безмятежная пелена благодушия и беспечности окутала корабли.
Тому было несколько причин. Одна из них — отъезд правителей и двора в Москву.
Очутившись на троне, Елизавета поначалу объявила о возрождении принципов политики своего отца, но на деле вскоре отпустила вожжи правления и предалась своим прежним забавам, лишь время от времени лениво посматривая на компас, чтобы узнать, куда плывет держава.
Ослабление государственного поводка сразу нее сказалось на динамичной жизни флота, а другим проявлением определенного застоя в мирной жизни флота стало наступившее безвластие в Адмиралтейств-коллегии.
Повздорив с Елизаветой, отошел от дел ее президент Николай Головин. К тому же он сильно занемог и уехал подлечиться за границу.
По старшинству флагманов в Коллегии его место занял Захар Мишуков. Склонный к спокойной жизни и служивший по принципу «тише едешь, дальше будешь», адмирал Мишуков за всю минувшую кампанию ни разу не выводил эскадру в море.
Почувствовав послабление Адмиралтейств-коллегии, ожили на берегу казнокрады, мздоимцы, усилилось воровство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161