В этом месте под палубой соорудили дополнительные шхиперские кладовые.
Шлюпка медленно прошла вдоль уреза кормы, Головнин провел ладонью по крашеной поверхности:
— Слава Богу, коли здесь краска стала, значит, и весь борт до планширя подсох.
Шлюпка подошла к трапу, офицеры, не торопясь, поднялись на палубу.
На верхней палубе шумел квартирмейстер Данила Лабутин. В трюм загружали последние бочки солонины.
Откуда-то сбоку появился денщик командира:
— Ваше благородие, ужин готов.
Засвистели враз боцманские дудки, артельные матросы загремели бачками, команда готовилась к трапезе.
— Прошу, Петр Иванович, ко мне, откушаем, — пригласил командир. За столом в каюте командира Рикорд сказал:
— Слыхать, государь только вчера вернулся из армии, подписали будто с Бонапартом соглашение о мире.
— С Францией замирились, жди ссориться почнем с британцами, — вздохнул командир.
В распахнутое оконце каюты тянуло душноватым, теплым воздухом, запахами смолы и краски, над зеркальной ничем не потревоженной гладью моря забренчали наперегонки корабельные колокола… Неловко, задевая высокий порог, комингс, Григорьев внес открытый судок с дымящимися щами.
— Извольте, барин, — ловко сдернув салфетку, выпрямился раскрасневшийся слуга.
— Сам небось стряпал? — добродушно спросил Головнин, — то-то Гулынками повеяло.
Григорьев еще больше залился румянцем и хотел выйти, но командир остановил его, расправляя салфетку, заговорил:
— Отныне запомни и заруби навсегда. Я тебе не барин, а ваше благородие, как говорено ранее. За каждого «барина» спроворишь оплеуху. Другое, ты мне не слуга или денщик, а, как положено по корабельному, вестовой, матрос. Третье. Впредь, с завтрашнего утра, накрывать мне общий стол в кают-компании, вместе с офицерами. Там же и харч готовить станешь, в общем котле. Уразумел, Ивашка?
Совсем обомлевший Иван, хлопая глазами, только кивал головой, слушая командира.
— Ступай, да не забудь чай изготовить.
Рикорд все это время невозмутимо разливал щи, наполнил бокалы вином.
— Ну, что, Петр Иванович, нынче мы с тобой наконецто на чистой воде. Здоров будь.
Слегка поморщившись, Рикорд пробурчал:
— Наши-то кронштадтские купчины небось опять плесневелую кислятину в магазейны флотские сбагрили.
— Потерпи, доберемся в Англию, там добротным вином разживемся. Я сие предусмотрел, лишь два бочонка взял этой проквашни.
О чем рассуждают за первой трапезой в каюте родного корабля два моряка, командир и его помощник, едва оторвавшись от причальной стенки? Вспоминают прежде всего примечательные вехи в обустройстве корабля, приготовлении его к дальнему вояжу.
Когда судно покинет родную гавань, все недоделки и недосмотры сразу лягут дополнительным грузом на плечи экипажа. В море, один на один с стихией, судно двигается с вполне определенными задачами, стремится к конечной цели. А всякая прежняя промашка мгновенно оборачивается непредвиденными тяготами. Сучковатая древесина — стеньги или реи переломятся в шторм, прелая холстина — полоснет рваным парусом, гнилая пенька отзовется разрывом вантины, небрежный крепеж обшивки — коварной течью глубоко в трюме, плохо выверенный компас приведет судно на камни…
Во время непринужденного разговора всплывают в памяти, тревожно отзываются в сознании то один, то другой Упущенный в свое время просчет или промашка. Пока есть время, надо выбирать слабину…
За чаем беседа перешла в другое русло. Рикорд вдруг вспомнил свою службу на «Амазоне», перестрелки с французами и испанцами, абордажи и взятие испанских и Французских судов.
— Британцы на этом капитале свою державу в Европе укрепили, нынче самый великий флот заимели, да и славу завоевали на морях, — высказался Петр Иванович.
Головнин не спеша прихлебывал чай, лукаво посматривая на приятеля, ответил:
— Англия не токмо золотом и серебром бока свои наживает. Флот приращивает ее богатство по всему свету. Самато нация не так велика по сравнению с нашенской, да и землицы у нее каждый клочок на примете.
Рикорд непонимающе вскинул взгляд, а Головнин, упреждая его вопрос, продолжал:
— То ли в Ост-Индии, то ли в Вест-Индии, а нынче и в Америке, и Африке сколь колониальными товарами купцы аглицкие промышляют? Нынче, слыхать, в моду вошла торговля товаром живым, африканскими арапами.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Рикорд, прикусывая сахар. — Но то все, моряки аглицкие. Своим потом и кровью страну свою к величию возводят.
— Сие ты верно определил, потом и кровью, — задумчиво проговорил Головнин. Расстегнув воротник, он встал и подошел к распахнутому оконцу, подставляя лицо свежему вечернему бризу.
— Только и славу себе аглицкие моряки добывают поразному. Возьми Джервиса или славного Нельсона. Они себя не мнили кроме как в войне с неприятелем. Им бы только схватиться, но в бою кровь льется и вражеская, и своих матросов. Люди-то гибнут и по нужде, иначе нельзя.
— Такое в любой державе, на суше ли, на море, война она и есть война, — подтвердил Рикорд.
— Но я о другом толкую. Тот же Кук или Ванкувер славу добывали Британии без пролития крови, а пользу и достаток Англии принесли немалую.
Рикорд отодвинул стакан и подошел к Головнину. Понемногу он начинал понимать смысл затеянного разговора.
— Ты, Василь Михалыч, понимаю, склонен более способствовать процветанию державы открытием новых земель, подобно Куку? Так то верно, спору нет, купцы аглицкие торговлей куш немалый зарабатывают и казна прибыль имеет.
Головнин саркастически улыбнулся.
— Повезет ли нам с отысканием земель, не ведаю. Бона Лисянскому удача улыбнулась, отыскал свой островок в Великом океане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161