Воронцов протянул письмо графу Безбородко:
— Почитайте, граф, о чем печется Лаксман.
«Я ласкаю себя приятною надеждою, — читал вполголоса Безбородко, — что таковый первый опыт к заведению с японцами дружбы и торговли будет не безуспешным. А наипаче естли Ея И. В. нашей всемилостивейшей государыне, яко великодушнейшей покровительнице несчастных, благоугодно явиться подкрепить сие начинание высочайшим сообщением к японскому правительству и некоторыми подарками, состоящими в сукнах, камлоте, сафьяне и прочьи, каковые товары голландцы, приезжающие в Нанчисаки, меняют на круговое золото. Наши же купцы могут ежегодно выменивать японской чай, сарачинское пшено , шелковые и бумажные ткани, золото и прочее, у южных Курилов — на сукна, кожи, на бобровые и рысьи шкуры и прочее».
Безбородко вернул письмо:
— Про то мне Лаксман в сути то же прописывал. Свои доводы о выгоде торговой тщится. Это по вашей части, ваше сиятельство. Больше того, предлагает начальствующим в экспедицию назначить одного из своих сыновей, обретающихся на службе в Иркутске.
Воронцов, видимо, тоже подумал не только о выгоде торговли с Японией.
— Еще доносит оный Лаксман о неизвестном нам пути по реке Амур, без открытия коего российские владения на Тихом море не могут приносить должной пользы.
— Сие, граф, по ведомству Адмиралтейств-коллегии, — ответил Безбородко, ему несколько надоел затянувшийся Разговор, — да и снаряжать судно-то морякам предстоит. То все заботы графа Чернышева. А задумки Лаксмана толковые, надобно все обдумать и государыне-матушке доложить в свое время.
Такое время определилось осенью. Императрица одобрила затеянную экспедицию и поручила все произвести иркутскому губернатору Ивану Пилю.
«Случай возвращения японцев в их отечество, — гласил Указ императрицы губернатору Пилю — … открывает надежду завести с оным торговыя связи, тем паче, что никакому европейскому народу нет столько удобностей к тому, как российскому, в разсуждении ближайшего по морю расстояния и самого соседства… предусматривая могущую от того произойти пользу для государства нашего, возлагаем на попечение ваше план его произвести в действа, повелевая вам: для путешествия к Японии или нанять на казенный кошт у Охотского порта, одно надежное мореходное судно с искусным кормщиком и потребным числом работников и служителей, довольно в плавании искусившихся, наблюдая только, чтоб начальник оного был из природных российских».
Указ подробно излагал порядок отправки предполагаемой экспедиции, снаряжение, ее цели. Отправлялся вояж не только с дипломатическими поручениями.
Для сопровождения японцев выделить одного из сыновей означенного профессора Лаксмана… «имеющих познания астрономии и навигации, физические и географические наблюдения».
Для сношения с японским правительством надлежало в специальном письме описать благожелательное отношение к японцам в России и сообщить, «как они в российские области привезены были и каким пользовались здесь призрением, что с нашей стороны тем охотнее на оное поступлено, чем желательнее было всегда здесь иметь сношения и торговые связи с Японским государством, уверяя, что у нас всем подданным японским, приходящим к портам и пределам нашим, всевозможныя пособия и ласки оказываемы будут».
Само собой выделялись деньги на подарки японским правителям, одаривались и пленники — японцы…
Месяцами шла почта в Иркутск — оттуда в Охотск, там подбирали судно, экипаж, снаряжали к плаванию.
Осенью 1792 года из Охотска вышла и взяла курс к берегам Японии бригантина «Святая Екатерина» под командой опытного морехода, штурмана, «прапорщичьего ранга» Василия Ловцова.
Начальствовал над экспедицией городничий города Гияшгинска поручик Адам Лаксман. На борту бригантины находились и трое возвращавшихся на родину японцев. В пути Лаксман и Ловцов сочинили письмо японскому правительству. В нем сообщили подробности спасения японцев, описали их странствия по России.
А нынче же «всепресветлейшая российская государыня соизволила указать генерал-поручику Ивану Пилю, чтоб упомянутых подданных великого Нифонского государства возвратить в их отечество, чтоб они могли видеться с своими родственниками и соотчичами». Затем указали и главную цель своего вояжа: «… просим вас, чтоб главное начальство оного государства предписало своим подданным, дабы оные нам, как соседственным союзникам без всякого препятствия безвозбранной вход иметь позволили, не щитая нас за противоборствующих и нечестных противников».
Письмо перевели на японский язык и вручили его в порту Хакадате местному начальнику. Началась долгая и канительная процедура. Только через месяц Лаксману с японцами разрешили сойти на берег и отправили под конвоем к старшему начальнику в город Матсмай. Своих подданных японцы не хотели принимать, они считались как бы изменниками, покинувшими родину. Их заключили под караул, куда-то отправили, и судьба их осталась неизвестной.
Лаксмана в столицу Японии, город Эдо, не пустили, только через полгода вернули и письмо, якобы из-за невозможности его прочтения. В тот же день японские власти известили о запрещении плавать вдоль берегов Японии…
И все-таки японцы разрешили для установления торговых связей одному русскому судну посетить порт Нагасаки и выдали специальный «Лист о позволенном ходе в Нангасакскую гавань».
Протянулась первая ниточка, связывающая заморскую Страну Восходящего солнца с Россией. Для пользы Дела следовало, ухватившись за нее, не теряя времени, упрочить связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161