Его схватили и отправили в тюрьму.
Сибар-Син обвинил его в убийстве, хотя перед этим, склоняя к ужасному поступку, сулил ему свободу и щедрое вознаграждение. На первом допросе раб только дрожал и издавал бессвязные звуки. В конце концов он разразился слезами и два дня рыдал. В тюрьме его навестила жена. Она передала ему наказ Сибар-Сина не признаваться ни в чем. Если он будет молчать, то Сибар-Син обещал вознаградить его жену и детей золотом вдвое против обещанного.
Разговор раба и его жены был услышан служителями вавилонского правосудия. Они тотчас взяли Сибар-Сина под стражу. С того дня не было в Вавилоне большей сенсации. С напряженным интересом следили вавилоняне за ходом судебного разбирательства. Ведь речь шла об одной из виднейших фамилий города.
Молодой Сибар-Син ни минуты не сомневался, что его оправдают. Он не испытывал недостатка в золоте, а за золото в Вавилоне не так уж трудно было купить и жизнь и честь.
Несмотря на то, что раб на допросе во всем признался, Сибар-Сину удалось подкупить советников и судей. Накануне последнего заседания раба нашли в тюрьме мертвым. При этом не было обнаружено никаких следов насилия или отравления. Подкупленные судьи просто уморили его голодом.
Сибар-Син заранее знал, что будет освобожден. Суд же, стремясь перед всеми поддержать репутацию ревнителя справедливости, приговорил к смерти жену оклеветанного раба, которая должна была отвечать за умершего мужа. Было решено бросить ее на растерзание львам, а оставшихся четырех сирот, старшему из которых едва исполнилось десять лет, постановили отправить на тяжелые работы в рудники.
Так снова подтвердилась истина, что прав тот, на чьей стороне золото и власть.
Наконец ворота здания суда отворились, и в них появился оправданный Сибар-Син. Сначала он был неприятно удивлен огромным стечением народа, но как только до его слуха донеслись первые приветственные возгласы, лицо его просветлело и он смело вышел на улицу.
В другое время его, конечно, поджидал бы роскошный паланкин, теперь же оставалось радоваться и тому, что он избавился от тюрьмы.
Сибар-Син с самоуверенной улыбкой гордо пробирался сквозь толпу.
Он всегда ревностно заботился о своей славе утонченного вавилонского франта. Даже сейчас, хотя это и считалось пустым щегольством, недостойным солидного человека, его заправленная под пояс сорочка была выпущена чуточку больше, чем было предписано модой. В отличие от почтенных горожан, носивших головные уборы из тонкого полотна, Сибар-Син повязывался китайским шелком природного цвета. В последние годы правилами хорошего тона только женщинам дозволялось носить драгоценные украшения, у него же сверкали большие серьги в ушах и широкие золотые браслеты на запястьях. Черные курчавые волосы были схвачены инкрустированным металлическим обручем и лентой. Обруч был слегка надвинут на лоб, что позволяли себе лишь легкомысленные повесы. На одно плечо был накинут плащ из тонкой шерсти.
Таким он предстал перед толпой и, чтобы окончательно рассеять у нее подозрения в своей виновности, поднял голову и высокомерно улыбнулся. Он и в самом деле казался несправедливо обиженным.
Знатные горожане приветствовали его, словно новоявленного владыку Вавилонии. Отовсюду неслись восторженные вопли, летели цветы, девушки отбивали марш на маленьких белых барабанах. Кое-кто в возбуждении норовил лишний раз пнуть тело затоптанного раба. Толпа повалила вслед за Сибар-Сином и долго провожала его по улицам, а самые ревностные дошли с ним до ворот его дворца.
Но в память Сибар-Сина от этой триумфальной встречи на площади запал лишь один образ. Образ стройной женщины с крутыми, как у египетских красавиц, бедрами. Приблизившись к нему, она грациозно высвободила руку из-под вуали, закутывавшей ее до талии и протянула нераспустившийся бутон лотоса.
Сквозь щелку в изящной накидке она улыбнулась ему глазами, и ее взгляд говорил: «Живи вечно, Сибар-Син».
Он наклонился и поцеловал полу ее одежды, хотя подобные знаки почтения оказывали только рабы. Женщина удостаивалась этого лишь в интимной обстановке, во всяком случае, никак не на улице. Впрочем, Сибар-Син смело позволял себе подобное, считая это проявлением галантности.
Выпрямившись, он посмотрел красавице в глаза и шепнул:
— Только ты можешь воскресить меня к жизни своей любовью.
Его слова прозвучали так нежно, что она вся затрепетала.
Толпа остановилась поглазеть на эту сцену, но ни Сибар-Син, ни женщина, скрытая под вуалью, не хотели привлекать к себе лишнего внимания и поспешили разойтись, обменявшись легким кивком головы. Многие провожали взглядами ее высокую фигуру, стройную, точно пальма, но она быстро затерялась в людском потоке.
И только один человек продолжал следить за ней. Это был Набусардар.
Когда участники военного совета разошлись, он вышел на террасу и оттуда наблюдал ликование жителей Вавилона по случаю оправдания убийцы. Что ж, золото дает человеку могущество, а у кого сила, тот и честен, на стороне того и справедливость. Красавец Сибар-Син купался в роскоши и богатстве, и никто из состоятельных вавилонян не хотел верить в его вину. А самое главное, Вавилон жаждал развлечений и восторгался каждым, кто умел жить. До остального никому не было дела, и когда в воротах суда показался оправданный преступник, знатный повеса и соблазнитель жен почтенных вельмож, восторгам толпы не было предела.
Этот апофеоз порока и видел Набусардар.
Его взор блуждал в толпе, но мысленно Набусардар все еще переживал побег Сан-Урри, потрясенный его чудовищной низостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39