Даниил Лукич Мордовцев: «Москва слезам не верит»

Даниил Лукич Мордовцев
Москва слезам не верит



Scan by Ustas, OCR&Spellcheck by Zavalery
«Мордовцев Д. Л. Москва слезам не верит.»: Моск. рабочий; М.; 1993

ISBN 5—239—01365—9 Аннотация Историческая беллетристика Даниила Лукича Мордовцева, написавшего десятки романов и повестей, была одной из самых читаемых в России XIX века. Не потерян интерес к ней и в наше время. В произведениях, составляющих настоящий сборник, отражено отношение автора к той трагедии, которая совершалась в отечественной истории начиная с XV века, в период объединения российских земель вокруг Москвы. Он ярко показывает, как власти предержащие, чтобы увеличить свои привилегии и удовлетворить личные амбиции, под предлогом борьбы за религиозное и политическое единомыслие сеяли в народе смуту, толкали его на раскол, духовное оскудение и братоубийственные войны. Даниил МордовцевМосква слезам не верит I. КАЛИКИ ПЕРЕХОЖИЕ В хоромах князя Данилы Щеняти, что у Арбатских ворот, идет пир горой или, как поется в былинах, «заводилось пированьице, почестей пир, собирались все князья, бояре московские».— А где же, князюшка-сват, твои калики перехожие, что похвалился ими? — спросил боярин Григорий Морозов, сильно подвыпивший, но крепкий на голову и на ноги.— А на рундуке... Ждут, когда почестен наш пир разыграется.— Чего же ждать, дорогой тезушка, коли «княжеский стол по полустоле, за столом все пьяни, веселы», — сказал, ставя на стол свою чару, старый князь Холмский Данило Дмитриевич, победитель новгородцев на берегах Шелони-реки.— Ладно... Веди калик, — кивнул хозяин старому дворецкому.В столовую светлицу вошли трое калик перехожих: двое молодых и зрячих, а третий старый и слепой. Войдя, калики «крест клали по-писаному, поклон дали по-ученому» и, откашлявшись, затянули: Нашему хозяину-князюшке честь бы была,Нам бы, ребятам, ведро пива дано:Сам бы хозяюшка с гостьми испилДа и нас бы, калик, ковшом не обнес.Тада станем мы, калики, сказывати,А вы, люди добрые, почетные, слушати,Что про стары времена, про доселетния. Калики на минуту приостановились, и старший из них, слепой, достав из-за спины «домру», стал перебирать струны... Пирующие притихли: в мелодии слепца слышалось что-то внушительное.По знаку дворецкого холопы поднесли певцам по ковшу пива. Те перекрестились, выпили, утерлись рукавами...И вдруг с уст их полилось торжественное: Из-за лесу, было, лесу темного,Из-под чудна креста Леванидова,Из-под бела горюч камня Латыря, —Тут повышла-выходила, повыбежала,Выбегала тут, волетала Волга-матушка,Лесом-полем шла верст три тысячи.А и много в себя мать рек побрала,А что ручьев пожрала — счету нет,Широко-далеко под Казань прошла,За Казанью-то реку, Каму выпила,А со Камушкой-то Вятку пожрала.А той Вятке-реке честь великая:Поит-кормит она славный Хлынов-град Так назывался до 1789 года город Вятка, ныне — Киров.

,Что родной он брат граду Новугороду... — Как! — остановил певцов боярин Морозов. — Хлынов — родной брат Новгороду?.. С какой такой родни?— А как же, боярин, — отвечал слепец, — спокон веку так повелось, от дедов и прадедов наших: Хлынов — меньшой братец Великому Новугороду.— И мне то же сказывали новугородцы, — поддержал слепца князь Холмский. — Даже посадница Марфа про родство Хлынова с Новым-городом говаривала. И чудно так, словно сказка...— Не сказка, боярин-батюшка, а быль исконная, — настаивал слепец.— Так ты расскажи, старче, а мы послушаем, — возвысил голос хозяин и кивнул холопам...Калики перехожие снова осушили по ковшу пива.— Давно это было... — степенно начал слепец. — Не сто и не двести лет, а, може, с полутысячи годов тому будет. Воевал тогда господин Великий Новгород — чудь белоглазую. Все мужья новгородские, и стар, и млад, ушли на войну. Не год, не два воевали, а поди годов пять. И соскучились в Новгороде бабы по мужьям. Знамо, дело женское, плоть бабья несутерпчивая...— Так, так... — угрюмо заметил боярин Морозов. — В Писании убо сказано: «Баба — сосуд сатаны».— Не всякая баба такова, — возразил князь Холмский. — Ну а что же дале? — обратился он к слепцу. — Сказывай, старче.— А тут, господа почестные, вышло как будто и по Писанию... — раздумчиво продолжал слепец. — Бабы-то Новагорода, точно горшком этим, чертовым, оказались... Со скуки-то по мужьям и сошлись многие из них, и боярские жены, и служилых людей, и смердки, — сошлись, так бы сказать, с молодью безбородою, что еще и в походах не бывали.— А и не пять — ровно семь годков воевала тогда новугородская рать... — вступился, будто оправдывая чтото, один из молодых певцов. — Так, слыхал, старики баяли.— Ин пущай семь, — согласился слепец. — В эти-ту семь годков жены новугородски и прижили с молодью деток. Как тут быть? Воротятся мужья, найдут приплод... Стало быть, либо в прорубь головой, либо...— Так все мне и посадница Марфа сказывала, — подтвердил Холмский.А слепец продолжал:— Знамо дело: новугородцам не привыкать было стать ушкуи строить... И понастроили, оснастили, запаслись зельем пороховым, пушками со стен городских, захватили рухлядь, весь обиход, казну... помолились у Софей Премудрости Божией да и вышли Волховымрекою в Ильмень, а Ильменем — в Ловать-реку, а из Ловати переволоклись на Волгу...— Точно, точно, — подтвердил князь Холмский. — Так и ушкуйники встарь делывали.— Да и Василий Буслаев со своею удалью... — сказывал хозяин. — Этот и до Ерусалима-града доходил, и в Ердань-реке крестился.Все гости князя Данилы Щеняти заинтересовались рассказом слепца.— Ишь ты!.. И впрямь, выходит, Хлынов-град Великому Новугороду брат.
1 2 3