— Бей их! Дави! С нами бог!— Святой Юрий и Белая Русь!И все же силы были неравные. Через двадцать минут борьбы послышался звон стекла: отряд «коронного судьи» выбивал стекла вместе с рамами, проникая в тыл врага. Среди мужественных защитников возникла паника.— Нас предали! — закричал кто-то.Одни защищали награбленное, другие боролись за высокие идеалы добра и потому, вдохновленные зрелищем паники, как львы, бросились на мерзких и вероломных врагов. В следующий миг их схватили, связали и, оставив лежать на полу в углу залы, рассыпались по покоям.Звон стекла, падающая посуда, треск мебели. Часть доблестных победителей занялась реквизицией трофеев, вторая бросилась искать винный погреб. Запылали факелы, загорелся на отшибе подожженный кем-то сеновал, придавая фейерверку еще большую торжественность.Бочки выкатили на лужок, вылив половину их содержимого на лестницах. Выбивали днища, припадали к красным фонтанам жадно, будто отравленные. У бутылок отбивали горлышки. Пылали костры, из хлевов долетало отчаянное блеяние овец и недоуменное паническое кудахтанье кур.Через час на кострах жарились огромные куски говядины, поворачивались на вертелах целые овечьи туши. Вино лилось рекой.Дикими глазами смотрел на это опустошение Яновский. Это была нищета. Ворвались, словно дикие гунны, и уничтожили весь достаток.А на крыльце, освещенный заревом, стоял король Якуб и, опираясь на саблю, смотрел на огонь, как Нерон на пожар вечного города.Лужайка перед ним напоминала поле битвы: в картинных позах, сбившись в кучу, лежали люди; качаясь, бродили раненные в битве с Бахусом.Шляхта пила в зале. Ели, пили, снова ели и снова пили. Говядина, баранина, жареные гуси, кюммель, мед, водка — все исчезало в бездонных утробах, и Яновский чуть не плакал. Яновщина была опустошена до конца. Наконец и он сам начал есть и пить. Что поделаешь?Стоны в углу на миг приостановили пир. Они напоминали жалобы грешных душ в аду, но это стонали побежденные.— Развяжите, развяжите нас. Есть хочется, есть. Разоряться, так весело.Король Якуб, которого поддерживали под руки, подошел к поверженным.— Ага, помилования просите. А поместье отдашь.— Отдам, досточтимый рыцарь, отдам.— Говори «король».— Король, дорогой, король.— Так вот, из поместья — прочь. Попробуешь захватить снова — голову сверну. Отдашь пану Яновскому двадцать коров, тридцать овец, шестьдесят гусей и все другое — по числу съеденного и выпитого. Иначе — конец тебе.— Хорошо, отдам, отдам.— А простить тебя — дело хозяина. Сейчас же пошлешь одного гайдука за родителями моего благородного племянника, а второго — за контрибуцией. Чтобы утром все было тут. А теперь — развязать.И король огрел Волчанецкого прутом ниже спины в знак подчинения, а потом поцеловал в губы.— Он великий, он мудрый! — затянули старую песню придворные Знамеровского. — Он умеет покарать и умеет миловать.Кутеж продолжался. Король и Волчанецкий врали друг другу про былые подвиги, целовались, хлопали друг друга по спине.Перед рассветом, когда ночной мрак на дворе стал особенно густым, двор и дом напоминали сплошное побоище. Герои лежали повсюду как трупы, смрадом тянуло от догорающего сеновала.Свинья, каким-то чудом не попавшая в котел, ходила по двору и, задумчиво хрюкая, целовала рыцарей в лица.За столом осталось не больше десяти человек. Король и Волчанецкий куда-то исчезли. Медикус клевал носом.Яновский, которого почти не держали ноги, доплелся до дверей и, цепляясь руками за стены, потащился коридором.И тут он наткнулся на такое ужасное зрелище, что хмель мгновенно выскочил из головы.Поперек коридора лежали два гайдука и сам пан Волчанецкий, а на них, с оголенной саблей, — Знамеровский. Лежал в луже крови.— Измена! — истошно закричал Михал. — Волчанецкий заманил короля и предательски убил его. О, подлые!Прибежали люди. Остолбеневшие, стояли они над трупами, из-под которых расползалась негустая красная лужа.— Горе нам! — запричитал кто-то. — Убили короля! Упал ты, сраженный рукой предателя! Боролся, как лев! Троих убил!Медикус растолкал людей и склонился над трупами. Пощупал пульс. Потом выпрямился и махнул рукой.— Что с ним? — тревожно спросил Михал.Медикус плюнул:— Свинья. Выбрал место, где опростаться. Вот что бывает, когда пьют без меры и не закусывают. Насосался красного вина, пьянчуга.— Может, чем нужно помочь? — спросил Михал, все еще не понимая происходящего.— Зачем?! Он уже сделал самое необходимое, что было нужно. Ну, а если вам так хочется, то засуньте ему еще два пальца в рот.«Убитый» король громко захрапел, и ему ответил нежным носовым свистом «предатель» Волчанецкий.Так закончилась великая цыганская война, одна из самых знаменитых войн, которые вел король Якуб Первый. Великую славу добыли в ней все мужественные борцы. Но и потери были значительные: один шляхтич отбил печенку, упав с воза; два захлебнулись вином в погребе; пять человек перепились до смерти. Они погибли за родину. Убитых огнестрельным и холодным оружием не было. Раненых было шесть. Контуженных штукатуркой — трое. Кроме того, «коронному судье» упомянутая выше свинья откусила ухо. Свинью за это утром присудили к лишению жизни и съели под черной подливой. Набезобразничали и наозоровали всласть.А когда утром Яновский, передав опустошенное поместье родителям, уехал северной дорогой вместе с Волчанецким (их помирили) к королю Якубу, который его не отпускал, по южной дороге к Яновщине тащилось стадо коров, блеяли овцы, ехали возы с гусями и бочками вина. Возле возов шли хмурые холопы Волчанецкого.Побежденный, согласно рыцарской чести, добросовестно платил контрибуцию крестьянским скотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19