торжественные кантаты, русские песни. В великорусском оркестре играли больше тихие, послушные мальчики, а в духовом оркестре было много озорников. «Духовики» презирали балалаечников, с их точки зрения, те занимались пустяковыми делами. Великорусским оркестром руководил большой любитель и знаток этого дела, бывший ученик той же гимназии, Михайлов. А духовой оркестр образовался так: соседний Измайловский полк менял инструменты оркестра и продал старые 10-й гимназии по дешевой цене — все трубы и барабаны за 300 рублей.
Играть на трубах учил унтер типа Пришибеева. Строгий, с хриплым голосом, допускавший солдатские приемы: то стукнет дирижерской палочкой по голове, то ударит по раструбу трубы и этот удар передастся через мундштук в зубы играющему. Учил он усердно, и через полгода оркестр уже играл гимны, два марша — «Тоска по родине» и «Старые друзья», два вальса — «На сопках Маньчжурии» и «Осенний сон», какую-то польку и несколько русских песен.
Директор любил духовой оркестр, а инспектор — струнный. Объяснялось это просто: репетиции духового оркестра происходили на четвертом этаже рядом с квартирой инспектора, а струнный репетировал близ квартиры директора. Вскоре унтер ушел, руководителем оркестра стал некто Лабинский. Он кончил консерваторию, был человек пожилой, со слабым характером и большой плешью. Гимназисты звали его «фон дер Плешь», за глаза, конечно. Вначале он преподавал рояль и скрипку, потом взялся руководить духовым оркестром. Медные инструменты знал плохо, толком объяснить ничего не мог. Гимназисты поняли, что дирижер у них слабый, перестали его уважать, дерзили ему, играть стали плохо, оркестр развалился. Оказалось, что «унтер» был лучшим дирижером, чем выпускник консерватории.
Танцы, за пять рублей в год, преподавал балетный артист, который приходил со своей тапершей раз в неделю часа на два. Держался он очень гордо, а оказалось, что в Мариинском театре он на самых последних ролях. В одном из балетов мы его узнали в роли рака; таких раков на сцене было много — на руках у него были надеты красные клешни, а сам он был темно-зеленого цвета. Это заметно снизило его авторитет. Занятия танцами начинались с изучения разных позиций, потом переходили к приседаниям, плие и т. п. Через полгода стали учить вальс, польку, мазурку. Одни гимназисты были за кавалеров, другие за дам. Наука танцев усваивалась туго, изящество прививалось слабо, что весьма сердило «балетмейстера», который иногда срывался и, показывая сам, говорил: «Ведь это просто, какие вы тупоголовые».
Замечательными событиями в жизни гимназии были акты, балы и концерты. В сентябре проводился традиционный торжественный акт. На него приглашали родителей, гостей из других гимназий, педагогов и гимназистов. Верхний зал гимназии украшался, выставлялся длинный стол, покрытый зеленым сукном, несколько рядов стульев для родителей, за ними стояли гимназисты. Против стульев для родителей — хор и духовой оркестр. Директор объявлял торжественный акт открытым. На кафедру всходил учитель Степанов, лучший оратор. Он докладывал годовой отчет. Это ему очень удавалось: в полной парадной форме, при шпаге, манеры красивые, интонации голоса богатые. Он склонял свою красивую голову то направо, то налево. Начинал он так: «Милостивые государыни и милостивые государи! В отчетном году…» Отчет занимал много времени. Гимназисты, уже отстоявшие молебен, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, перешептывались. По окончании доклада хор пел кантату, далее начиналось самое главное: торжественная раздача золотых и серебряных медалей окончившим гимназию. Вызываемые подходили к столу, директор стоя вручал им медали и жал руку. Все аплодировали, оркестр играл туш. После этого выдавались похвальные листы и наградные книги перешедшим в следующий класс с хорошими отметками. Опять аплодисменты, туш. Потом хор пел кантату, прославляющую учителей. Директор объявлял акт законченным, гимназисты играли марш, трубы оркестра гремели, оглушая уходящих гостей. На этот акт все приходили приодевшись — родители, учителя, ученики. Некоторые гимназисты были в мундирах.
Балы и концерты устраивались два-три раза в год, зимой, как мы упоминали, с благотворительной целью — в пользу бедных учеников. Скромное помещение гимназии преображалось, в верхнем зале ставилась сцена. Лучшие рисовальщики украшали стены рисунками из античной жизни, рыцарской эпохи, русских былин. На сцене развешивали гирлянды электрических лампочек, елочные ветки, перевитые кумачом, перетаскивали мебель из квартир директора и инспектора для устройства уютных гостиных. Знатоки в области садового искусства устраивали в одном из классов зимний сад. Пол здесь красили желтой охрой, чтобы создать иллюзию песка. Расставлялись скамейки. Всей организацией заведовали выпускники-восьмиклассники, поэтому бал и назывался — выпускной. В день бала устраивался буфет — чай, лимонад, морс, пирожные, бутерброды, конфеты. Закупались конфетти, серпантин, «почта». Приглашался оркестр Измайловского полка, вернее, пол-оркестра, потому что целиком он был очень велик. Звали и тапера, под рояль танцевали в другом зале. В устройстве бала принимали участие матери гимназистов. Для них устанавливали павильончики или беседки, где они организовывали беспроигрышную лотерею. Бал состоял из двух отделений. В первом — на сцене гимназисты разыгрывали какой-нибудь водевиль или сценки из Чехова, Островского. Иногда вместо спектакля готовился концерт силами гимназистов. В конце выступали и родители учащихся. Второе отделение — танцы до трех часов ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85