Я вовсе не говорю, что Марко плохой человек, но чтобы оставаться щедрым и великодушным, денег ему нужно не меньше, чем другим. А порой большим господам приходится раскошеливаться не на шутку, особенно когда их забирает в руки какая-нибудь девка. Тут уж волей-неволей потянешься за чужим кошельком, какой ты ни на есть великодушный, особенно если владелец кошелька встречает вас цветами и усаживает на почетное место.
Тут итальянец почувствовал, что кровь закипает у него в жилах. Однако он сдержался и, чтобы не вызвать ссоры, прошелся по комнате, словно, разминая ноги, хотел унять зуд в руках. Немного успокоившись, он сказал:
— Ты мне лучше скажи, у кого пивные кружки в большей сохранности: у заботливого трактирщика или у беззаботного пьяницы?
— Послушай, — говорил о своем немец, — я в жизни не встречал ничего, что затрагивало бы мое сердце сильнее, чем кошелек, но все же я никогда не ошибаюсь: я их за версту вижу, этих несчастных олухов, которые вздыхают по какой-нибудь юбке. Если бы ты видел мессера Марко в Черульо, ты бы заметил, что ежели делать было нечего — ни драться, ни командовать, — так его словно подменяли. Увидав его тогда, любой дурак понял бы, что дома у него завелась красотка. Ты думаешь, он ездил верхом? Он только и делал, что ходил на мост Петри или к Сан-Марчелло. И так задумчиво уставится вдаль, в сторону Гарфаньяно и Ломбардии, будто хочет птицей перелететь через Апеннины, лишь бы очутиться у себя дома, за рекой По. А вечером несколько часов бродит один по стенам или стоит у окна и глядит на луну! Ты можешь себе представить, чтобы солдат смотрел на луну? Он или полоумный или влюблен. Ходит как ошалелый! Будь он простым книгочеем, это еще куда ни шло… Да что там говорить! Влюбился он, и все… И могу тебе сказать…
Неизвестно, как долго еще он говорил бы об этом, но итальянец, который еле сдерживал раздражение, прервал его на полуслове:
— Слышишь, там кто-то шумит — это, должно быть, знаменосец Вирлимбакка, который сегодня вечером хватил лишнего.
С этими словами он бросился к двери, выходившей на лестничную площадку, и встал перед ней. Тогда немец из местного гарнизона также вернулся на свое место, а его соотечественник из Черульо, оставшись без слушателей, снова поудобнее устроился в своей нише и опять погрузился в сон.
Мы пожелаем ему спокойной ночи, а сами тем временем вернемся в Милан и посмотрим, что происходит там.
…В первое время своего владычества, очень неустойчивого и вызывавшего всеобщее недовольство, Адзоне прилагал все усилия, чтобы раздобыть денег и расплатиться с императором за свое назначение наместником, но так и не смог полностью собрать обещанную сумму; однако стоило ему примириться с церковью, как он получил все, чего только мог пожелать.
Священники, посланные папой, объезжали города и деревни его владений, обещая отпущение грехов всякому, кто своими руками или деньгами поможет защищать Милан от отлученного императора. И тотчас же в столицу потекли, особенно из деревень, люди и продовольствие, деньги и оружие, так что скоро город уже мог бы выдержать долгую осаду.
Папские посланцы появились также и в Лимонте и стали призывать ее жителей вооружаться против Баварца. Надо ли говорить, с каким восторгом приняли их горцы, с какой радостью целовали они их руки и платье, какие почести им воздавали!
Все обитатели деревни, мужчины и женщины, сложив свой жалкий скарб, собрались уже двинуться в Милан, и потребовалось немало усилий, чтобы умерить их пыл, который вдали от родных мест, среди тягот осады, легко мог перейти в уныние и отчаяние. Отобрали лишь тех, кто способен был носить оружие, и поручили уже знакомому нам приходскому священнику вести их в Милан. Среди отобранных оказался и лодочник: его старая жена Марта была согласна остаться одна в осиротевшем доме, лишь бы ее муж мог идти туда, куда призывал его долг. И хотя вещей в доме было не бог весть сколько, она решила почти все отдать мужу, чтобы ему ни о чем не приходилось просить других. Так она вносила от своей бедности скромную лепту в общее дело, чтобы получить обещанное отпущение грехов. Но восхищенный ее поступком и сочувствовавший ее горю священник разрешил, а вернее, повелел ей следовать за мужем. Эта милость, оказанная ей одной из всех, кто добивался такого разрешения, ни у кого не вызвала ни слова недовольства: все понимали, что случай с бедной старухой был далеко не обычным, что ее несчастье и ее добродетели ставили ее в особое положение.
Маленький отряд направился в сторону Милана, везя с собой небольшой запас продовольствия, собранный в разоренной деревне, и оставив односельчанам лишь самое необходимое. В пути они встречали такие же отряды из соседних деревень, которые тоже шли к Милану, везя все оружие и продовольствие, какое только им удалось собрать.
Горожане радостно встречали всех вновь прибывающих. Жителей Лимонты тотчас же узнали по их знамени и поспешили проводить до дома графа дель Бальцо, где они должны были разместиться.
В доме графа дель Бальцо, располагавшемся невдалеке от ворот Альджизио, жили солдаты, которые должны были защищать эти ворота, а также охранять вал, называемый в наших местах «террасой», и ров, доходивший до Большого моста, где тогда были ворота Комачина.
Войдя в передний двор дома, лимонтцы увидели, что и сам двор и навесы по его сторонам заняты оружием, припасами и людьми. Устроившись в небольшой комнатке на первом этаже, добровольцы уселись на скамьи, расставленные вокруг большого стола, сложили оружие и приготовились было, выражаясь современным языком, заморить червячка, но в это время к ним спустился слуга и позвал священника с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106