Несколько секунд все было тихо, потом откуда-то снизу, из подвала, донесся глухой звук, словно упало что-то тяжелое.
Лодочник весь трепетал. Сердце, казалось, готово было выскочить у него из груди. Хорошо еще, что в каморке было довольно темно и его стражи не могли заметить, как напряглось его лицо.
— Что это там за шум? — спросили разом оба солдата, стоявшие по бокам Микеле. — Может, Беллебуоно споткнулся?.. Или уронил что-нибудь?.. А вдруг там засада?.. Пойдем посмотрим?
— Пойдем! Ой, нет, — он же велел подождать его здесь… А нужно будет, так он нас позовет.
Пока они так переговаривались, в двери, еле освещенный огарком, еще тлевшим в каморке, показался Беллебуоно и махнул рукой лодочнику; тот подошел к нему; они вполголоса обменялись несколькими словами, затем Микеле сказал громко, так, чтобы его услышали оба стороживших его солдата:
— Ну вот, я сдержал свое обещание, теперь вы должны сдержать ваше.
Они вышли все вместе и, забрав с собой двух часовых, стоявших снаружи, направились к церкви. Когда они шли по тропе, лодочник, замыкавший группу вместе с человеком, которого копейщики по-прежнему слушались как начальника, начал чистить рукоятку его меча, выпачканную кровью.
— Что ты делаешь? — тихо сказал тот, кому оказывалась эта услуга. — Лучше оставь как есть. В такую ночь не быть запятнанным кровью — это улика!
Они еще о чем-то пошептались и вдруг остановились. Лодочник подозвал четырех солдат, шедших впереди, и сказал:
— Послушайте, ваш начальник хочет спуститься на минутку к озеру, ему надо кое-что сложить в лодку, а потом он сразу же вернется назад. А пока вы пойдете со мной и отдадите мне пленников.
Тут человек, до сих пор только шептавшийся с Микеле, заговорил с солдатами:
— Поди сюда, Ринальдо, и ты, Винчигуэрра, и вы двое, — сказал он вполголоса и отсыпал каждому из них по горсти серебряных монет. — Вот вам для начала, а сейчас идите и отпустите пленников.
Сказав это, он спустился вниз по склону и исчез из виду.
Лодочник пошел дальше с четырьмя солдатами, и один из этих последних сказал своему товарищу:
— Ты слышал, как изменился голос Беллебуоно? Совсем на него не похож.
— Это от опущенного забрала, — отвечал тот.
— А скорей всего знаешь отчего? — сказал первый. — Это из-за ноши, которую он тащит под мышкой.
— Черт возьми! — вмешался третий. — Мы, солдаты, не очень-то часто такое видим. Пенки-то нам не достаются…
— А ведь было сказано, что он и с нами хочет поделиться? Верно? — спросил первый у Микеле.
— Дело в том, — отвечал лодочник, — что половину он по справедливости хочет оставить себе, а остальное, наверное, поделит между вами.
— Молодец, старик, — снова сказал первый. — И тебя тоже не годится оставлять без награды, потому что ты хороший человек, настоящий друг солдатам.
— Для себя я ничего не прошу, кроме того, что мне обещал ваш начальник, а если вы кое-что добавите, то это будет великая милость.
— Возьми, старик, возьми! — И каждый уделил ему малость из только что полученных монет. В эту минуту все они были щедры, так как надеялись получить гораздо больше при дележе добычи с Беллебуоно.
Вернувшись в деревню, они вошли в церковь; четверо копейщиков, передав приказ Беллебуоно, велели стражникам отпустить пленников и тут же перерезали путы, которыми они были связаны.
Как только их освободили и поставили на ноги, Винчигуэрра сказал лодочнику:
— Ну, ступай, добрый человек, мы с тобой в расчете.
Но когда Микеле уже пошел к горе вместе с освобожденными земляками, засыпавшими его в приливе радости сотнями вопросов, слух об этом необыкновенном происшествии разнесся по церковному двору, и отовсюду тут же сбежались солдаты, чтобы не дать пленникам уйти.
— Не может быть, чтобы Беллебуоно так распорядился! — кричали они.
— Нет, это правда. Он сам мне так сказал, и всем нам тоже, — отвечали четыре солдата.
— Нет, вы все врете! — еще громче вопил кто-то из солдат. — Перед тем как вы ушли, Беллебуоно задержался и шепнул мне на ухо: «Припаси-ка еще одну веревку: когда я вернусь, мы вздернем и этого мужлана».
— Но ведь он сам нам так сказал, — не сдавались четверо копейщиков, — он сам велел нам сделать все, что просит этот добрый человек, и освободить пленников.
— Нет, нет, не верьте! Здесь что-то не чисто! — кричали сбежавшиеся негодяи.
Кое-кто начал было уже вязать пленников и лодочника, как вдруг несколько человек разом закричали:
— Беллебуоно! Беллебуоно! Идет Беллебуоно!
В самом деле, все увидели, что к ним быстрым шагом направляется знакомая фигура в латах, с опущенным забралом и своим знаменитым копьем в руках. Врезавшись в середину толпы, вновь прибывший не стал тратить времени даром, а размахнулся тяжелой и крепкой дубиной и принялся без разбора раздавать направо и налево увесистые удары, изредка приговаривая или, вернее, цедя сквозь зубы:
— Ах, негодяи! Ах, негодяи!
Побитые смущенно и покорно пятились. Больше всех досталось тем, кто извинялся с самым заискивающим видом.
— Мы не поверили, что это вы так распорядились! Если бы вы сразу сказали… — оправдывались провинившиеся, но их предводитель продолжал без устали награждать ударами и правого и виноватого.
Подавив таким образом начинавшийся бунт, он подал руку священнику, жестом приказал остальным освобожденным следовать за собой и удалился вместе с ними по первой же тропинке, которая вела в горы, оставив солдат возле церкви в Лимонте, где они еще долго ломали голову, бродили взад и вперед, спорили и почесывались.
Когда спасенные прошли значительную часть пути, священник обернулся к своему избавителю, который все еще держал его под руку и помогал ему на подъеме, поблагодарил его от всей души и сказал, что теперь он может вернуться обратно, так как все они уже в безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106