* * *
В интернате для престарелых и инвалидов Муру ждало страшное разочарование. Нет, искомая старушенция там наличествовала, и администрация богоугодного заведения не чинила никаких препятствий самодеятельной следопытке. Беда была в другом: Ефросинья Степановна Калачева, та самая бабка Лики Столетовой, ничего не могла рассказать ни Муре, ни кому-нибудь еще.
— Рассеянный склероз, — со вздохом пояснила такое ее состояние пожилая нянечка, протиравшая тряпкой окна.
От нее же Мура узнала, что несколько дней назад бабку уже посещал товарищ с удостоверением сотрудника МВД и тоже отправился восвояси несолоно хлебавши.
— И давно она такая? — поинтересовалась Мура, косясь на бабулю в белом платочке, дремлющую на скамейке в лучах теплого майского солнышка.
— Давно… Уже года три не в памяти. Да ее внучка сразу спровадила к нам, как только она перестала себя обихаживать. А у нее, у Степановны, жисть была чижелая, так что не удивительно…
— А вы знали ее раньше? — наконец спохватилась Мура.
— А как же, — поведала словоохотливая нянечка, — мы же вместе на фабрике работали, только она на пенсию раньше пошла. Ох и жисть у нее была, ох и жисть… Сама дочку без мужа вырастила — ну, не сложилось у нее там чего-то, — а та дочка тоже дитя нагуляла, да на бабку и бросила. Уехала кудысь на Севера, да там гдей-то и пропала, с тех пор от нее ни слуху ни духу. Внучку Степановна выходила, вынянчила, а она тоже в Москву завеялась, и, говорят, убили ее там… А я вот, как вышла на пенсию, все тут, с тряпкой… У меня тоже дочка больная и внуков трое, — закончила она свой рассказ краткой автобиографической справкой.
— А внучка что же, не навещала ее? — Мура торопилась разузнать побольше, пока нянька не проявила бдительность и не поинтересовалась Муриной личностью. С какой это, собственно, стати она здесь расхаживает и задает свои подозрительные вопросы?
Однако нянечка оказалась патологически доверчивой и не собиралась проявлять бдительность, а напротив, охотно отвечала:
— Анжелка-то? Да ни разу! Как привезла сюда, так и забыла. Вот она, благодарность. Какая дочка, такая и внучка. Чем она там в Москве занималась, интересно?
— Манекенщицей была, — механически пробормотала Мура.
— Это что ж такое? — охнула нянечка.
— Одежду демонстрировала…
— Смотри-ка, — цокнула языком бабулька, споласкивая тряпку в ведре с надписью «1 эт.», — она с детства дрыгалка была. Мы тогда рядом жили в фабричных домах, это уж потом я к дочке переехала… И она, Анжелка, можно сказать, на глазах у меня выросла. А что, она ладная была, ничего не скажешь, только, видать, как и ее мамаша, без царя в голове. Не знаете, за что ее убили-то?
Мура покачала головой.
— А вы что же, им родня? — в первый раз за всю беседу выказала любопытство нянечка.
— Дальняя, — потупилась Мура.
— Понятно. — Нянечка снова принялась драить стекла. — Только у Степановны теперь ничего нет… Квартиру Анжелка сразу продала по дешевке — дом ведь барачный, деревянный — — А где она жила? — спросила Мура, сама не вполне понимая, зачем ей это знать.
— Сомневаешься, что ли? — по-своему расценила ее въедливость нянечка. — Я тебе точно говорю, что продала. Ну, если хочешь, выясни в домоуправлении, они тебе там все обскажут. — И она назвала адрес, добавив, что это довольно отдаленный микрорайон.
Мура поблагодарила ее, попрощалась и двинулась туда, где прошло детство мертвой красавицы. В душе она сильно сомневалась в целесообразности своего путешествия.
Это был двухэтажный деревянный дом, недавно оштукатуренный, к тому же утопающий в зелени, а потому выглядевший почти пасторальной картинкой. Внутри, конечно, все было совсем не так. Мура даже не предполагала, а точно знала, что там сыро, пахнет затхлостью и кошачьей мочой и почти наверняка нет горячей воды.
В небольшом симпатичном скверике возле дома сновала ребятня, за которой наблюдали три старушки, сидящие на скамье. К ним-то и направилась Мура, полная воспоминаний о словоохотливости няньки из интерната для престарелых. Старушки посмотрели на нее не очень приветливо, но Муру это обстоятельство не насторожило, как оказалось впоследствии, совершенно напрасно.
— Здрасьте, — вежливо сказала Мура, устраиваясь на скамейке с другого края. В ответ — настороженная тишина. Мура почувствовала себя не в своей тарелке, а такое случалось с ней нечасто, и решила зайти издалека.
— Какой милый дом, — легкомысленно прощебетала она, — и вообще у вас здесь как в деревне, природа и всякое такое… Вы в этом доме живете?
Старухи хранили упорное молчание. Прямо партизанки какие-то, да и только! Попробуй разговори таких. Только одна из них, самая щуплая, неожиданно вскочила и резво, практически не опираясь на костыль, засеменила в сторону пасторального домика.
Но не затем Мура тряслась полтора часа на электричке, чтобы вот так вот за здорово живешь вернуться ни с чем.
— Вы тут, наверное, всех знаете? Старухи безмолвствовали. Может, они глухие, подумала Мура и почти прокричала:
— Вы здесь всех знаете?
Старуха, сидящая к ней ближе, отодвинулась и зло огрызнулась:
— Чего разоралась? Пришла сюда и орет! Мура стушевалась:
— Так вы же не отвечаете… Я вас спрашиваю, спрашиваю…
Та же старуха ощупала ее водянистым взглядом и безапелляционно заметила:
— А кто ты такая, чтобы я тебе отвечала? Ходют тут всякие, а ты им отвечай!
Вторая полностью солидаризировалась с первой:
— И правда, чего пристала, спрашивается? Сидим тут, отдыхаем, а она заявилась и орет на ухо. И без тебя голова болит! Мы тебя звали, что ли? Иди отсюда!
Такая бесцеремонность задела Муру за живое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68