Меня тогда чуть с ума не свели сумасшедшие старухи, чуть зонтиками не закололи. И тут три молодых, красивых (один – просто красавец) человека заступились за меня, бабки сиганули в стороны. Парни позвали меня в гости на именины ребенка, которому всего три года, Оказалось, что пригласили меня не просто так, Оказывается, мы уже встречались раньше. Когда-то я была на «Неделе детской книги» в Новгороде.
Мы там прекрасно пропьянствовали всю ночь, а потом ходили по городу и пели Окуджаву. Они говорили, что мой приезд, одновременно актрисы и писательницы, тогда украсил их жизнь. Они рассказывали мои анекдоты и ждали моего приезда.
Потом, отработав положенное по распределению, вернулись в Питер.
Я все прекрасно вспомнила, кроме лиц этих парней. Это, кстати, беда всех гастролей, Я помню девочку, которая сидела со мной за одной партой в первом классе, а потом уехала в другой город. Я узнала ее во взрослом состоянии. Но вот выступления сливаются в одну линию, и дай бог, если пять или шесть лиц из зала навечно впечатались в мою память.
И вот мы петляли по городу, со мной говорили, я не видела да и не смотрела, где нахожусь.
Чего мне было бояться в родном безопасном городе?
Я потом мы прямо с улицы поднялись на какое-то крыльцо, открыли одну дверь, за ней была другая. Открыли и эту и вдруг толкнули меня во что-то отвратительное: темное, грязное, сумрачное.
К спине что-то приставили (может быть, и нож, но не думаю), заставили раздеться догола и только тогда втолкнули в комнату, где на табуретке сидела баба, похожая на капо из военных кинофильмов. Меня швырнули на диван, сунули под нос порножурнал, отчего я чуть не взбесилась, и сказали, что сейчас будут насиловать.
Я орала, но было лето, воскресенье, а дом, где меня мучили, явно был каким-то учреждением типа НИИ, не работавшим по воскресеньям. И я подумала – пусть они убьют меня, но насчет изнасилования перетопчутся. Я обратилась к бабе:
– Вы же женщина!
– Я не женщина, я майор КГБ, И если не хочешь к нам на Каляева, то потерпи и доставь себе удовольствие.
Но удовольствия у нас не получилось. Они подносили мне к лицу зубной бур или дрель, а я плевала им в рожу. Мне давали по шее (шея несколько недель болела), но следов не осталось. Я думала, как повел бы себя А. М., и разразилась такой матерной тирадой (тогда это было еще необычно), какой позавидовал бы и сам А. М. Он научил меня ругаться, но я добавила и раскрасила все заученные слова, вспомнив, как умела ругаться моя деревенская бабушка. Вдова.
В итоге мне швырнули одежду и сумку. Одевалась я уже чуть, ли не на крыльце, тогда и обронила любимую книгу. Потом вспомнила: что-то стукнуло об пол. Но я помчалась оттуда с дикой скоростью, чуть не попав под машину. Хорошо, что за рулем была женщина. Она сразу поняла, что гнало меня под колеса. Она довезла меня до дома, и, только придя домой, я рухнула без чувств в дверях квартиры. Хорошо, что А. М, дома не было, они все: мама, Варька и он – были на даче.
Я никогда не рассказывала ему, что случилось.
Знаешь ты, Леха, Ирина и Егор…
…Ну вот, пришвартовались в Анд оме, я уже сбегала на берег, нашла свои белые грибы и проверила бруснику и клюкву. Год – золотой. Ветер норд-норд, а значит, рыбачки из деревни напротив ушли на Онегу на лосося. Мы тоже кинули для проформы сеть (заплатили за лицензию – чего ж добру пропадать).
Но продолжу то неприятное, чтобы ты поняла, что творится со мной. Мужики сидели в кокпите, на палубе или в рубке, а мы были с Ириной. Я раскрыла книгу, показала ее Ирине и напомнила, с чем это связано.
…Лехи тогда в городе не было, но, приехав, он сразу сказал, что в КГБ, как теперь говорят, «меня не заказывали». Кто из них будет кричать, что они гэбисты, да еще с Каляева? Уж гэбисты-то знают, что адрес у них Литейный, четыре. А вот мои подонки боялись именно Каляева, потому что там их допрашивали на предмет недолива, мародерства у пьяных и прочих вещей, случающихся в их халдейской жизни. Это не были преступники, которые отсидели, это были стукачи, завербованные на горячем. «Заказал» меня кто-то другой, хотя я так и не смогла найти ни одного по-настоящему ненавистника, который бы пошел на такое. Разве что профурсетки, которые до меня гонялись за А. М., но страстью там не пахло. Просто у него была квартира, ему вернули зарплату за годы посиделок, ну и, конечно, быть его женой было бы модно и лестно.
Мое всегдашнее бесстрастие на тему страсти нежной отмочило со мной штуку: А. М, почему-то выбрал меня. Выбрал настырно, попадался на пути в сто раз чаще, чем положено. Даже притворялся старым и больным, с ходу поняв, что именно на это я и клюну. И я клюнула на богатого, пусть немолодого, но очень хорошо сохранившегося в тюрьме человека, красивого, сильного, статного. А вот любовь и арифметика – это для нищих.
Пожалуй, это была единственная моя измена, со всеми потрохами, Никите…
Но я отвлеклась. В лес мы ходили с Егором по нашим местам. В лесу он кажется другим, таким, как я люблю. Где-нибудь в тайге мы жили бы дружно. Потом о нас бы сказали: они прожили в любви и печали и умерли в один день.
Я рассказала Егору о своей находке. Он тут же напомнил мне, что брал книгу из дома, и это была другая книга. Я разоралась, что я не сумасшедшая, если даже из Бехтеревки вышла без диагноза, не клюнула ни на одну провокацию психиатров, а лечили меня только от усталости и неразделенной (теперь) любви к умершему А. М. Ну врала я чуть меньше других женщин, зато в мужскую норму вполне укладывалась. Не понимаю, что они называют враньем? Мне самой кажется, что вру я как сивый мерин, и только в нескольких случаях социальной несовместимости не могу скрыть своей лжи и своей правды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76