— Я простодушный персидский вельможа, и мне недоступны ваши греческие хитрости.— Я могу увеличить мощь твоих армий! — крикнул я Атталу.— Не сомневаюсь, не сомневаюсь также и в том, что ты можешь обращать людей в камень заклинаниями, как Горгоны взглядом. — Он вытащил меч и попробовал острие большим пальцем.— Ты лишишь его жижни прошто по невежеству швоему! — завопил Аристотель, ломая руки. — Пушть, по крайней мере, царь рашшмотрит это дело!— Не по невежеству, — сказал Аттал, — а как убийцу. — Он указал на мертвого солдата.— Я пришел из другого мира! Из другого века! — закричал я, но Аттал был непоколебим.— Пора покончить с этим, — сказал он. — Поставьте его на колени. Возьми мой меч. Главк, мне с ним не совладать, я еле стою на ногах. Наклони голову, милый мой варвар, и...Не успел Аттал договорить, как он, и все остальные, и все вокруг меня исчезло. Я снова испытал ту острую боль и ощущение, будто меня выстрелили из чудовищной пушки...
Я увидел, что лежу на прошлогодних листьях, окруженный отливающими перламутром стволами тополей. Свежий ветерок шевелил листья так, что видна была их нижняя серебристая поверхность. Для человека, одетого в одни сандалии, было чересчур холодно.Меня отбросило обратно в 1981 год по нашему летоисчислению, в год, из которого я отправился в путешествие. Но где я? Я должен был быть неподалеку от Национального института в Брукхейвине, в мире, где все было подчинено высокоразвитой науке. Но здесь от нее не было и следа; ничего, кроме тополей.Охая, я поднялся и огляделся. Я был весь покрыт синяками, изо рта и из носа текла кровь. Я мог ориентироваться только по отдаленному гулу прибоя. Дрожа от холода, я заковылял на звук. Через сотню-другую шагов я вышел из леса на песчаный берег. Вероятно, это было побережье острова Севанхаки, или Лонг Айленда, как мы его называли, но точно определить было трудно. Вокруг не было никаких следов присутствия человека, только берег, изгибавшийся вдали и исчезавший за мысом, с одной стороны лес, с другой — океан.Что, недоумевал я, произошло? Может быть, наука в результате моего вмешательства развивалась так быстро, что люди уже истребили друг друга в кровопролитной войне? Философы моего мира допускали такую возможность, но я никогда не относился к этому серьезно.Начался дождь. В отчаянии я упал на песок и замолотил кулаками. Должно быть, я снова лишился чувств.Первое, что я осознал, был знакомый стук копыт. Подняв голову, я увидел, что всадник уже был прямо надо мной. Я ничего не слышал раньше, потому что песок заглушал удары копыт.Я не поверил своим глазам. На мгновение мне показалось, что я все еще в античном мире. Всадник был воином, оружие и доспехи его напоминали античные. Сначала мне показалось, что шлем на нем как у древних греков. Когда он подъехал ближе, оказалось, что это не совсем так, гребень был сделан из перьев, а не из конского волоса. Предличник скрывал почти все лицо, но оно казалось смуглым и безбородым. На всаднике была рубашка, обшитая металлическими пластинами, длинные кожаные штаны и низкие башмаки. С седла свешивались лук и маленький щит, за спиной на ремне болталось тонкое копье. По большому седлу и стременам лошади я понял, что это не могло происходить в древнем мире.Пока я в оцепенении смотрел на всадника, он направил на меня копье и заговорил на непонятном языке.Я встал и поднял руки над головой, прося пощады. Всадник, размахивая копьем, повторял свой вопрос все громче и громче. Я мог только сказать «Я не понимаю» на всех известных мне языках, но ни один из них не был ему знаком.В конце концов, объехав вокруг меня, прорычал какую-то команду, указал в направлении, откуда он прискакал, и подтолкнул меня древком копья. Я, хромая, побрел по песку; дождь, кровь и слезы текли по моему лицу.Остальное Вы знаете более или менее подробно. Я не мог вразумительно рассказать о себе, поэтому сахем Линейпа Вейстан Толстый сделал меня своим рабом. Четырнадцать лет я работал в его поместье, кормил свиней, рубил хворост. Когда Вейстан умер и выбрали нового сахема, я был уже слишком стар для такой работы, да и покалечен побоями Вейстана и его надсмотрщиков. Узнав, что я немного смыслю грамоте — я, несмотря на свою несчастную судьбу, научился говорить и читать по-алгонкински, — он освободил меня и назначил библиотекарем.Теоретически я могу разъезжать где захочу, но я не воспользовался этим правом. Я слишком стар и слаб и не перенесу тяготы путешествий в этом мире, а, судя по всему, другие страны не более цивилизованы, чем эта. Кроме того, несколько человек приходят на мои лекции по естествознанию, и я стараюсь внушить им мысль о достоинствах научного метода. Возможно, я сумею заронить в их души маленькую искру, раз уж мне не удалось сделать это в 340 году до Рождества Христова.
Когда я начал работать в библиотеке, я первым делом постарался выяснить, что привело мир к современному состоянию.Предшественник Вейстана собрал значительную библиотеку, которая при Вейстане пришла в запустение: часть книг погрызли крысы, другие погибли от сырости. Однако оставалось еще достаточно, чтобы я мог составить свое представление о литературе этого мира с античных времен и до наших дней. Здесь были даже «История» Геродота и «Диалоги» Платона, идентичные тем, что существовали в моем мире.Мне пришлось преодолевать лингвистические трудности, потому что европейские языки в этом мире отличаются, хотя и ненамного, от тех, что были в моем мире. Например, современный английский больше похож на наш немецкий, так как Англия никогда не была завоевана норманнами. Мне было также тяжело читать без очков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14