.. Я никогда не знаю, как я буду снимать сцену, пока вместе с актерами не выйду на съемочную площадку и не увижу все своими глазами. Важен «живой» момент в работе. Я жду от актера всегда прибавления в работе и стараюсь «вытащить» из него как можно больше из того, что может он нового привнести в фильм. В чем прелесть работы с большими мастерами, к которым относится Леонид? Они понимают тебя с полуслова. Удивительная чуткость, интуиция. Им не нужно много слов о роли, показов. Они очень конкретны в работе.— Влияет ли количество дублей на игру Филатова, на конечный результат, который мы видим уже на экране?— Актер всегда работает лучше первые два дубля, в том числе и Леонид«.
...«Город Зеро»... Город ноль. Что значит — ноль? Пустота? Точка отсчета или, может быть, начало, а может, и конец? То и другое. Как белый цвет, который впитывает в себя все цвета и становится началом начал. А может быть, это что-то вроде детства человека. Как осмыслить детство, как осмыслить свое начало? Сложно. Можно вернуться к нему, вернуться в зрелости. «Где-то около пятидесяти лет все начало жизни возвращается к нему (детству)»,—писала Анна Ахматова. Что есть магическое в начале? Что заставляет нас возвращаться...В перерывах между съемками мне предстоит разговор с Леонидом Филатовым на трудную тему—его детство и юность. В него надо вернуться, как в историю своего поколения... Вспоминать о детстве сложно. Оно предстает перед нами в ускользающих образах-настроениях. Иногда помнишь совсем не главное, казалось бы мелочи, которые видишь отчетливо, почти до физического ощущения места и времени. Самое обидное, что воспоминания о детстве, материализуясь в словах, теряют, к сожалению, всю поэтичность невысказанности, делаются незначительными, сентиментально-грустными пустяками, которых порой стесняются. Так значительны эти воспоминания в душе каждого взрослого, пока не переходят границы реальности слов. Филатов вспоминает свое детство и юность без стройной хронологии, избирательно: где факт, где образ, где ощущение... Образ детства и города, в котором жил, слились воедино.Родился Леонид в Рождество, в 1946 году, в городе Казани. Отец был геологом. Семья кочевала из города в город, вскоре после рождения Леонида—опять переезд. Собственно, с города Ашхабада и начинается памятливая жизнь Леонида. Здесь он пошел в первый класс, здесь же и окончил школу-одиннадцатилетку. Надо учитывать тогдашний нравственный климат, социальный срез южного города, такого, как Ашхабад, удаленного от всех транзитов. Своеобразный Вавилон—там жили турки, армяне, азербайджанцы, русские. Город благодаря своей близости к границе был достаточно «снабжен» уголовными элементами. Его атмосфера не могла не сказаться на жизни Леонида. Он жил около нового университета, но ходил лупить «представителей» старого университета. Это были не какие-то банды, а просто, как часто бывает в 16-17 лет, кто-то кого-то где-то обидел и шли защищать. В то же время Леонид со школьными друзьями увлеченно ставил спектакли в школе, репетировал, писал стихи. Создавался двойственный мир, который казался ему тогда вполне органичным. Сейчас, вспоминая то время, он не может понять, как могли уживаться вместе участие в каких-то драках, никчемная, глупая жизнь и увлечение поэзией,—уже тогда он «терся» при газете, делал переводы, публиковался.
ГЁЗЫ Слышите «охи»? Слышите «ахи»?Это для гёзов строятся плахи.Солнце лучом нам прощальным машет,Стонет земля похоронным маршем.Эй, не робейте!Пойте и пейте!Не умереть после смерти сумейте!Нашим грехам индульгенций не хватит,Гёз за прожитое жизнью заплатит.Эй, голенастый В робе цветастой!Выпей ты с нами! Выпей за нас ты!Кружится все разноцветной мозаикой;Море в неводе солнечных зайчиков,Солнце, земля и небо, за рукиВзявшись, крутятся в пестрой мозаике.Солнце в бокалыЛуч свой макало,Пенилось солнце в прозрачных бокалах.Пенилось, билось, бурлило игриво,Словно шипучее золото пива,Пенилось весело, пенилось грозно.Грозно, как кровь неотмщенного гёза.Эй, не робейте!Пойте и пейте!Не умереть после смерти сумейте! Л. Филатов, 1963 г.
Хотел ли он быть в то время актером? Нет. Собирался стать кем угодно, только не актером. Однако уже были сыграны первые роли в школьных спектаклях. Началось все с исполнения одного из героев, теперь уже трудно восстановить кого именно, в спектакле «Кошкин дом». Потом роль Тома Сойера. Сопутствующий образ тех дней — мама, которая прячется за колонной и плачет, когда видит своего сына на школьной сцене. Мама Леонида расскажет, что Леонид учился хорошо, любил рисовать иллюстрации к маленьким книжечкам, которые сам писал и раздавал ребятам во дворе.Он научился читать, когда тихо сидел рядом с соседом-школьником и смотрел, как тот делает уроки. В детстве Леонида, как, наверное, во всяком другом, есть и случайное, и закономерное. Он попал в хорошую школу, к хорошим учителям, в газету, в драмкружок. Его окружал мир интеллигентной провинции с ее цельностью, а главное, с ценностями. Все это привило вкус к особому душевному состоянию — к творчеству.50-е годы — время, когда родители больше доверяли школе, искренне верили в учителя как первого и главного воспитателя. Не было телевизоров в каждом доме, избытка информации. Дети росли более самостоятельными и, видимо, более ответственными. Юность этих детей приходится на 60-е годы. Послевоенное поколение... Что суждено было им сделать? Сейчас им за сорок. Это расцвет и зрелость, а может, усталость, измотанность временем и невозможностью себя реализовать...
ВЕСЕННИЙ ЭТЮД И ветка в темноте хрустити гнется,И громоздятся сонные грачи,И разом все невидимыегнездаТревожно зажигаются в ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10