«Ох, ничего себе! – изумилась Ева. – Знакомы только полдня, а он уже целуется».
– Все будет хорошо, моя девочка, все будет хорошо… – сказал Конэ-Эль то ли волчице, то ли себе.
За окном смеркалось. Эльф сидел на полу возле волчицы и смотрел, как вечерние тени заполняют собой комнату. Ему захотелось запеть. Для себя, для волчицы.
Перекресток миров, перекресток дорог,
Где рождается ветер мечты.
Мне бы веру и силу, тогда бы я смог
Отыскать мир, где спрятана ты.
Пусть порой нелегко, пусть порой тяжело
Путь прокладывать к цели своей.
Только песня любви будет стоить того,
Чтобы сердце мечтало о ней.
Его голос звучал в полумраке вечера, как свирель пастушка на заливных лугах, так нежно и чарующе, что Ева боялась пошевелиться, чтоб не оборвать это пение. Ничего подобного она раньше не слышала. Да и никто раньше не пел для нее. Сильное желание сбросить личину волка и стать человеком, чтоб обнять Конэ-Эля, поцеловать, накатило на Еву сострашной силой. Еще секунда и она точно бы это сделала, но здравый смысл удержал ее. Хороша бы вышла картина: вдруг на полу вместо волчицы появляется человек и начинает лезть целоваться.
«Эльфа точно кондратий хватит», – остудила свой пыл Ева.
За окном перекликивались ночные птицы, словно уговаривая девушку не торопиться.
«Конспигация, батенька, и еще газ конспигация!» – процитировала Ева вождя мирового пролетариата.
Тем временем эльф закончил петь, улегся рядом на одеяло с волчицей, обнял ее рукой и уснул.
«Ничего себе заявочка», – изумилась Ева, фыркнула и тоже заснула.
В мастерских творилось что-то неладное. Мастер Вэйтэк впервые за много лет растерялся, не зная, что делать. С Зеркалом, отлитым последним происходило что-то непонятное. И это еще мягко сказано – оно вообще не поддавалось логическому пояснению. Зеркало Сущности показывало только темную и злобную сторону смотрящего в него. Даже если темная сторона глядящего в Зеркало составляла мизерный процент, оно выводило эту сущность в увеличенных размерах. И ничего более, никаких иных конфигураций. Но самое страшное заключалось в том, что сущность, обретя черты, туг же выпрыгивала из Зеркала и начинала проявлять агрессию по отношению к окружающим. К моменту прихода мастера Вэйтэка уже с десяток мелких гадостей бегало по мастерской, громя все на своем пути, и покусывая своих «хозяев». Десять обескураженных подмастерьев стояли, словно пришибленные, и с ужасом смотрели на происходящее.
– Чего же вы стоите?! – крикнул прямо с порога им мастер Вэйтэк.
На ходу он схватил огромный молоток и. отбиваясь от нападавших на него уродцев, подбежал к Зеркалу. Стараясь не глядеть в него, он со всего размаху ударил молотком. Раздался звон и сотни тысяч мелких осколков, словно брызги, разлетелись в разные стороны. Злобные сущности тут же исчезли. Мастер Вэйтэк отбросил молоток в сторону.
– Уберите тут, – сказал он подмастерьям, а сам отправился в свою лабораторию, чтобы в тишине проанализировать и понять случившееся.
То, что за окном наступила ночь, его нисколько не волновало. Он мог работать без остановки на сон и еду. Теперь, главное, понять, что случилось с Зеркалом.
Прошло несколько дней. Мастер Вэйтэк не появлялся дома. Он сидел в своей лаборатории и не выходил оттуда. Конэ-Эль очень переживал, что никак не может продолжить с отцом начатый разговор. Трилистник не собирался исчезать, он по-прежнему горел на ладони. Во избежание лишних объяснений с теми, кто мог ненароком увидеть контуры, Конэ-Эль замотал руку тряпкой. Ответ: «порезался случайно» – устраивал всех.
Лапа у Евы заживала на удивление быстро благодаря чудодейственной мази, которую втирал эльф. Хорошо, что кость к тому же оказалась не задета. Вот только передняя почему-то продолжала ныть. Конэ-Эль часто навещал волчицу, просиживая рядом подолгу. Он рассказывал ей о своей жизни, делился мечтами. Ева ждала его приходов.
За эти несколько дней эльф стал для нее самым близким, самым родным. Словно они с эльфом находились на одном уровне вибраций, и она в полной мере ощущала их. Ей было сложно объяснить это состояние даже самой себе. Просто не существовало тех слов, которые подошли бы, которые смогли в полной мере передать это потрясающее состояние. Или все же существовало? Любовь? Любовь… Скорее нечто большее. У Евы сложилось впечатление, что она встретила свою вторую половику, саму себя. Все, что ей хотелось, это чтоб Конэ-Эль находился рядом, говорил с ней, смотрел на нее. Чувствовать его тепло, его энергию. На большее Ева и не смела рассчитывать потому, как прекрасно понимала кто она и кто он. Как бы сильно ни мечтала, как бы ни хотела, но у них все равно нет будущего.
Да все и так понятно. Просто потому, что он – эльф, а она человек. Осознание этой простой истины выводило ее из себя. И к тому же эльф любит волчицу, и еще не известно, как он отреагирует на «Еву», на человека. Ей захотелось завыть, словно в полнолуние. От таких мыслей становилось больно, нестерпимо больно. Хотелось плакать и кричать: «Нет! Нет! Я не хочу так! Ну почему…».
И никто и никогда не даст ответа Никто! Почему происходит так, что не можешь обнять кого любишь, рассказать ему о своих чувствах. Нельзя! Не положено. Кем и куда не положено?!!! Кто решил за нее? Такова жизнь… Терпи, мучайся, страдай, а проявлять слабость нельзя. Слабость? Неужели это «слабость» – сказать любимому о своих чувствах? Дать простор эмоциям, позволить себе открыться. Да, слабость! Потому что на тебя возложено серьезное дело, ответственность. Нельзя подвести, нельзя перечеркнуть проделанную работу, затраченные усилия только лишь потому, что сердце сжимается и ноет при виде эльфа, позволить эмоциям взять верх над разумом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137