Листья дуба – это мудрость и рождение жизни. Лоза, тянущаяся ввысь, – дорога. А так как их две, то это дороги двух Избранных, которые переплетаются. И на этом пути много встреч, как ты понимаешь, это завитки. Солнце и месяц – это два мира, день и ночь, Свет и Тьма, две основы единого. Ну, а перо, перо… – Тельтус замолчал на некоторое время. – Ты со временем сама поймешь его значение.
Ева вопросительно подняла брови.
– Да, девочка, да, – изрек эльф, – не все можно объяснить словами. Есть такие вещи, которые можно понять только душой.
Получив полный инструктаж, Ева вернулась домой. Необходимо было выспаться, но сон, как назло, не приходил. Девушка лежала, закрыв глаза, и вспоминала эскиз меча. Особо напрягаться ей не пришлось. Рисунок настолько отчетливо врезался в память, что, казалось, она запомнила его навсегда, и из тысячи мечей безошибочно найдет Конхен. Но больше всего ей не давало покоя перо на эскизе. Все остальное понятно, а оно-то зачем? Какая-то ноющая и щемящая волна прокатилась по сердцу от этих мыслей и ушла, оставив легкий след грусти.
«Придет время, и я узнаю», – подумала Ева, и не заметила, как уснула.
И вот теперь она сидела в кабинете Константина Григорьевича. Напротив нее вальяжно расселся на стуле Олег. Инна рылась в своей сумочке.
– Ну, что? Двинемся потихонечку, – предложил Константин Григорьевич.
Все резко встали. У Евы заколотилось сердце. Вышли из здания университета и сели в машину. Константин Григорьевич вел плавно и аккуратно по мокрой дороге. За окном мелькали дома спящего города. Ева смотрела на размытые силуэты с такой тоской, словно прощалась с ними. Вскоре они свернули с кольца, и высотные дома сменили малоэтажки пригорода. Машина вышла на проселочную дорогу, и за окошком замелькал лес. Дождь усилился. Константин Григорьевич, радуясь такой погодке, потихонечку стал напевать свою любимую песенку: «Потому, потому что мы пилоты…»
Ева удивленно посмотрела на него. Поймав ее взгляд в зеркале заднего вида, он, улыбаясь, сказал:
– Все отлично, девочка, все как надо! Хорошо бы сейчас грозу заполучить, тогда вообще полная красота!
– Понимаешь, – вмешалась в разговор Инна, – там ведь тоже не дураки живут. Магический мир развит не хуже нашего. Ну, может, где-то, что-то у них не совсем как у нас, но разведка и контрразведка работают неплохо. И мы, и они постоянно следим за колебаниями контура Барьера. Кому охота допустить на свою территорию шпионов?
– Думаю никому, – ответила Ева.
– Во-о-от, – растянул слово Константин Григорьевич.
Не обращая на это внимание, Инна продолжила:
– Контуры не постоянны, стабильности нет. Но если всплеск колебания высок, значит, кто-то пытается пересечь Барьер. И тут же, к месту возмущения контура, высылается отряд перехватчиков. А сегодня из-за такой погодки Барьер сам по себе нестабилен и всплески возмущения идут по всему периметру с высокой частотой. На той стороне просто не успевают отслеживать все разрывы. Поэтому мы имеем отличный шанс проскочить незамеченными.
В это время машина остановилась. Ева посмотрела вперед. В свете фар она разглядела высокий бетонный забор и большие металлические ворота.
– Это и есть Барьер? – поинтересовалась она.
– Не-е-е, – хихикнул Олег.
Из двери КПП вышел человек в плащ-палатке и подошел к машине. Константин Григорьевич опустил стекло.
– Доброе утро, – поприветствовал он охранника.
– Доброе, если оно, конечно, доброе, – поежился тот. – Пропуск, пожалуйста.
– Фроловский, ты что? Своих не узнаешь? – наигранно удивился Константин Григорьевич и полез в бардачок за удостоверением.
– Почему «не узнаю»? Узнаю, но порядок – есть порядок. Раз положено предъявить, значит, предъявите, уважаемый товарищ Смирнов.
– Вот зануда, – процедил сквозь зубы Олег.
Инна шикнула на него:
– Молчи, а то сейчас начнется. Забыл, как в прошлый раз из-за твоего поганого языка он нас два часа мурыжил, делая вид, что оформляет важные документы.
Олег хотел возразить, но приумолк. Фроловский вернул Константину Григорьевичу удостоверение и побрел открывать ворота. Ева смотрела за стекло, пытаясь разглядеть сквозь дождливую завесу, куда они проезжают. Забор, увитый колючей проволокой, тянулся в обе стороны, насколько хватает глаз. Машина проехала в открытые ворота, которые тотчас же сомкнулись за ней. Слева от КПП стоял двухэтажный бревенчатый дом, к которому и подкатил Смирнов.
– Вылазьте, – скомандовал он.
– Куда мы сейчас? – негромко поинтересовалась Ева у Инны.
– За снаряжением. Или ты думала мы так пойдем, налегке? Нам рации надо взять, кое-что из оружия, деньги…
– Деньги?
– А ты что, думала там рубли или баксы принимают? Считай, что едешь за границу, где своя денежная единица. И вообще – всю неделю ты чем занималась?
– Всем понемногу, – пожала плечами Ева.
Инна фыркнула. В дом поднялись по широкому резному крыльцу. Стряхивая с себя капли дождя, Константин Григорьевич открыл массивную дубовую дверь. В лицо ударил теплый воздух с запахом протопленной русской печи. Навстречу им шел самый настоящий домовой: косматая грива седых волос, густые брови и длинная всклокоченная борода. На ногах у него были валенки, а поверх суконной толстовки, теплая жилетка из овчины.
– Слышь, Михалыч, – обратился к домовому Смирнов, – и тебе не стыдно в таком виде людей встречать? А еще главный инженер КПЛБ…
– Ну, инженер и что? Я тут безвылазно уже семь месяцев сижу. Думаешь, цирюльники ко мне во все щели ломятся?
– А бороду такую косматую зачем отрастил? – поинтересовался Олег.
– Некогда мне тут марафет наводить, работы море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137