Рассказы -
Алексей Волков, Андрей Новиков
Гениальный пень
Шел четвертый час вахты. Хануфрий Оберонович Парсалов, руководитель нашей группы практикантов астроучилища, сидел в своем излюбленном кресле в углу центрального поста, попыхивал своей неизменной трубочкой и лениво перелистывал «Вестник астронавигации». Витька с Педро сидели в другом углу за терминалом компьютера и от нечего делать рассчитывали галактические координаты корабля. А я… Я сидел перед контрольным пультом и с тоской разглядывал на экране опостылевший рисунок незнакомых созвездий. Корабль шел по заданному курсу, и на ближайшие несколько световых лет никаких происшествий не предвиделось.
Монотонное гудение кондиционеров убаюкивало, и я уже начал клевать носом, но тут тишину нарушила внезапно вспыхнувшая перепалка.
– Ты посмотри, что у тебя получилось! – раздраженно восклицал Педро, тыкая Витьку носом в экран. – Так что, по-твоему, мы сейчас прямо в центре Тау Кролика?
– А кто мне доказывал, что в этом расчете вместо линейного интегрирования надо применять нелинейное дифференцирование? – защищался Витька.
– Так если бы ты вместо лямбды-штрих подставил в формулу тэту, все получилось бы нормально, пень ты галактический! – вскипел Педро, и, повернувшись к Парсалову, патетически воскликнул: – Хануфрий Оберонович, разве я не прав?
Хануфрий Оберонович медленно опустил журнал, не спеша затянулся и задумчиво обронил:
– На вашем месте, молодой человек, я бы не употреблял необдуманных выражений. Однажды мне довелось побывать на планете, где слово «пень» служит синонимом высшей мудрости. Впрочем, это длинная история. – И он снова уткнулся в журнал.
Мы были заинтригованы. Всему астроучилищу было известно, что неоднократно облетевший за свою жизнь всю галактику Хануфрий Оберонович – неистощимый источник невероятно правдивых историй, в которых он сам играл не последнюю роль. Но разговорить его было невероятно трудно. Если же это удавалось сделать, то упорство достойно вознаграждалось.
Поэтому мы молча переглянулись и Педро, как самый смелый из нас, с убедительно разыгранным удивлением произнес:
– А как же это может быть? Про разумные деревья нам еще ничего в училище не говорили. Ну, а пень ведь даже и не дерево.
– Мало ли о чем вам еще не говорили. В галактике и не такое попадается.
Хануфрий Оберонович отложил журнал, не торопясь набил трубку, поудобнее расположился в кресле и, выпустив клуб дыма, начал:
– Давно это было. Летел я тогда в свободном поиске. Задание было обыкновенной – обследовать сотни три звезд в одном из рукавов галактики. Работа, сами понимаете, скучноватая. В корабле ты один, поговорить не с кем, разве что с компьютером, а мне достался занудный экземпляр, который желал беседовать только о шахматах и математике. Так что… – Парсалов махнул рукой. – Планеты попадались неинтересные, у аборигенов на уме было только поесть да поспать, словом, на второй сотне я окончательно заскучал. И тут, то ли на сто сорок второй, то ли на двести восемнадцатой планете мне повезло. Но понял я это не сразу.
Как сейчас помню, планета эта мне сразу понравилась, была она зеленая, сплошь леса да лужайки. Крупных хищников там не было, и я, оставив на корабле тяжелый бластер, с удовольствием вышел прогуляться. Иду я – благодать, да и только: солнышко светит теплое, зверьки мелкие в траве бегают, птички квакают, даже деревья на наши дубы похожи. Вышел я на полянку посреди дубовой рощи и удивился – людей нет, деревья рубить некому, а вся полянка в пнях. Да и пни не простые, верхушка куполом, а на нем трава растет и как-то странно шевелится, хотя ветра нет. Подошел я к самому большому пню, потыкал его сапогом, призадумался, и вдруг в голове у меня голос раздался: – «Если не знаешь, что такое, так надо обязательно сапогом пинать?». Удивился я, огляделся – никого. Стал пень вокруг обходить, а в голове опять: «Да не мельтеши. Ты что, постоять спокойно не можешь?». Я так и сел, прямо на ту травку, что на куполе шевелилась. Что тут началось! Давно я таких слов не слышал. Вскочил, стою, пошевелиться боюсь. «А кто это?» – спрашиваю. «Да я, кто же еще?». «А где вы?» – говорю. «Да здесь же я, рядом. Пень я, неужели не понятно?».
И тут до меня дошло. Слово за слово, разговорились мы, и так заболтались, что вернулся я на корабль лишь когда стемнело. Пень попался неглупый, да и я по умному разговору стосковался, с трудом дождался утра – и опять на полянку.
Прохожу мимо кустарника, а оттуда три зверька вылезают, на наших ежиков похожие. Веселые такие, поют, да так радостно, что я сам чуть подпевать им не начал, да вовремя спохватился – слов-то не знаю все равно…
– Каких слов? – ошарашенно спросил Витька.
– Каких, каких? Обыкновенных – солнышко, мол, греет, травка растет, и еще что-то, не помню уже. разве я не сказал, что песенка та у меня тоже в голове звучала? И понял я тогда, что не одни пни на этой планете разумом обладают.
Смотрю, что дальше будет. Тут ежики еще веселее запели, и дружненько пошли прямиком на ту полянку, где пни стоят. Я за ними. подходим мы, и вдруг кто-то из пней как закричит, телепатически, конечно: «Ежики идут!». Дальше случилось такое, что я глазам своим не поверил – пни начали корни свои из земли вытягивать. А как вытянут, так в сторону ковыляют. Помню, удивился я тогда – что ежики пню сделать могут? Слышу, ежик кричит: «Куда же вы, ребята, погодите!». Подскочили все трое к одному из пней, что вылезти не успел, расселись вокруг и опять поют. Минуты не прошло, как пень корни вытянул и чуть ли не в пляс пустился.
Понемногу веселье стало стихать, ежики ненадолго замолкли, потом затянули грустную песню.
1 2 3